Перед истиной - Владимир Павлович Виноградов

— Ты затеял! Ты!

Обстановка накалялась.

— Понимаю, гражданин следователь. Его моя судимость вдохновляет. Его, мол, втянул судимый. Маленького мальчика. С судимых спрос больше, а с несудимых какой. Вроде верно рассудил. Неужели вы ему, суке, поверите? Эх, с кем же я связался!.. Что ж, пусть он показывает, а я помолчу, послушаю.

— Ну, Полухин, как же дело было?

— Как было, я уже показал.

— Зачитать?

— Дело ваше.

— Гражданин следователь, разрешите, — загорелся вопросом Дашин.

А почему, собственно, не разрешить?

— Задавай.

Дашин резко повернулся к Полухину и, разделяя слова, задал свой вопрос:

— Говорил мне, что живешь с девкой одной, с этой Лидкой, а она с другим спуталась? Ей, мол, все равно, что с одним, что с двумя... Ну, говорил?! Шлюхой, говорил, была, шлюхой и осталась, говорил? Так отомстить, мол, ей надо, перед тем как бросить, говорил?..

Совесть окрашивает щеки, страх дает бледность. Белее мела стал Виктор.

— А она-то честной оказалась, — продолжал Дашин. У него были свои взгляды на мораль. — Сволочь ты, Витя. И перед ней и передо мной!.. Вот и весь мой вопрос, гражданин следователь.

Магнитофоном мы тогда не пользовались. Но их показания я записал дословно. Конечно, отсеял бранные слова.

Разбит, расплющен был Полухин. Соучастником своим. Не стало противоречий в их показаниях. А раз нет противоречий — отпала и необходимость в очной ставке с Лидой. Так хотелось уберечь ее от этих встреч, но Алика пришлось все же предъявить ей для опознания. Без этого нельзя.

Выстроил я несколько парней вдоль стены, Алика в строй ввел. Лида вошла и указала на него. Он стоял молча, молча и протокол подписал.

Субботу закончил допросом Олега. Найди я его раньше, раскрыл бы преступление с другого конца. В каждом клубке, как его преступник ни запутывает, торчит не один конец. Только нащупать надо его, зацепить и разматывать.

Сам Олег в этом деле никакого участия не принимал. Но свидетелем оказался важным. Всю похвальбу Полухина выложил. И повторил на очной ставке в понедельник.

Преступление было раскрыто.

Закончилась первая неделя после отпуска.

В доли секунды

Они были не одни у переезда через полотно железной дороги, молодые милиционеры Николай Бабаев и Дмитрий Данилкин. Были еще люди, хотя время было позднее, густой октябрьский вечер переходил в ночь.

Увидели «Жигули», которые мчались к переезду, виляя из стороны в сторону, и огни фар мелькали, натыкаясь на деревья. Словно никого не было за рулем или водитель был пьян.

Машина не успела проскочить переезд. Перед самым носом опустился длинный полосатый шлагбаум и загородил дорогу, но автомобиль не остановился. Не сбавляя скорости, он резко свернул влево, чтобы объехать препятствие, и вскочил на переезд. Потом метнулся вправо, потому что впереди, закрывая уже левую сторону, повисло второе полосатое бревно. И, не осилив переезд, застрял.

И шел поезд, хотя его еще не было видно. Дрожали рельсы.

Машина попыталась убраться с пути. Визжа колесами, застрявшими в стальной колее, будто в капкане, она метнулась и затихла.

Поезд шел.

Машина, словно подранок, взмахнула крыльями дверок и выпустила двух мужчин — водителя и пассажира. Оба побежали прочь, подальше от нее и от поезда, который уже выходил на прямую, стучал колесами на стыках, посвистывая, предупреждая.

А крылышки так и не сложились.

У переезда засуетились люди, закричали. Те двое, что проворно скрылись в темноте, тоже ведь были рядом. Они недалеко убежали от своей машины. И не только страшно было им, хотя и остались невредимы, и за машину, — прощай, «Жигуль», и за последствия для них, но и любопытно. Один спрятался за толстым деревом, другой за неплотно прикрытой дверью пристанционного туалета. «Машина застрахована, но что будет за это мне?» — метался в мыслях хозяин. А второго разбирало другое: как он ее наподдаст? Так озорники мальчишки кладут на рельсы банки из-под консервов и ждут, что получится, когда пойдут тяжелые колеса. Думали ли они о людях, что были в поезде?

Три огненных глаза росли и, казалось, полыхали не электрическим светом, а ужасом перед неминуемой бедой. Поезд отчаянно свистел.

...На следственном эксперименте, который мне однажды довелось проводить, когда действия людей сопоставлялись с движением электропоезда, все измерялось на секунды, на доли секунд...

Из толпы кричавших людей выскочили и кинулись к машине двое — Бабаев и Данилкин. Ухватились за бампер, стараясь вырвать колеса из стальных челюстей колеи.

Перед самым наездом на них поезд, так им показалось, притих, словно снаряд перед разрывом... И обрушился. Грохотом, крутым ветром, вонью смазки. Брызгаясь песком, искрами, летевшими от тормозивших, скрежетавших колес, словно от точильного диска.

Но они успели. И он уже мимо, мимо, стук, стук, стук, мимо.

И ушел. Только светили красные огоньки последнего вагона, зажатого темнотой.

Полуоглохший Данилкин машинально шарил по земле руками, отыскивая фуражку, и услышал громкий стон. Он повернулся и увидел Бабаева. Тот лежал у самого полотна.

Данилкин опустился на колени перед Бабаевым и приподнял ему голову. Прижал к себе и осторожно провел рукой по лицу и дальше по телу, ощупывая, проверяя, цел ли он. Если бы Данилкину довелось видеть раздавленного поездом человека, когда уже нельзя ни определить, ни угадать, что лежит перед тобой, может быть, оп так бы не испугался, когда увидел лежавшего товарища.

— Коля! Скажи что-нибудь. Ты жив, Коля? — спросил он с тревогой и надеждой.

Бабаев прошептал что-то.

Данилкин огляделся и только тут заметил машину, о которой уже успел забыть. Она стояла невредимая, целехонькая. И вдруг он почувствовал к ней такую ненависть, будто во всем виновата была она, а не те двое, что трусливо покинули ее и где-то прятались.

Подошло несколько любопытных. Данилкин поднял лицо, искаженное жалостью и гневом, и закричал:

— Что вы стоите?! «Скорую» надо!

Кто-то протянул ему фуражку. Кто-то подставил руки и помог осторожно оттащить Бабаева от полотна. И Данилкин сам побежал вызывать «скорую помощь».

Мокрое дело

Удар был страшный, неожиданный. Предательский удар. Торпеда — и та оставляет след, когда идет к кораблю, и, если им управляют ловко, он избегает столкновения. Топляк же несся в бурной и мутной воде Амура, сливаясь с ней, и был совершенно незаметен. Осев книзу комлем, он выглядывал на самую малость.

Моторная лодка «Казанка», словно птица в