Дорогое утешение - Евгений Евгеньевич Сухов

а от кого он, не столь важно. А уж переходить из домохозяйки в посудомойщицы и вовсе не нужное занятие. Полякова убедила себя в том, что нынешняя ситуация ее вполне устраивает. Безотказный Константин всегда находился рядом, похоже, он даже ни о чем не догадывался и до сих пор был без ума от своей жены. А Степан не только хороший друг, но и отличный любовник, и каждая встреча с ним вырывает ее из нудной семейной рутины. Заставляет почувствовать себя по-настоящему любимой и желанной женщиной.

Десять месяцев назад случилось одно важное событие, позволившее смириться с наличием и бесперспективного мужа, и доктора-любовника, встречи с которым стали к этому времени тоже рутинными и приносили все меньше удовольствия. Главное же — начала реализовываться самая заветная ее мечта: сделаться самостоятельной и независимой от всех обстоятельств. Ведь когда сильно мечтаешь о чем-то, в конечном итоге эта мечта сбывается…

Глава 6

Сомнительное алиби

Допрос врачебного персонала, дежурившего в вечер убийства гражданина Полякова, майор милиции Щелкунов решил провести таким образом, чтобы об этом не узнал Горюнов.

Выбрав вечерние часы, Виталий Викторович отправился домой к медсестре перевязочного кабинета Марии Игнатьевой. Почему он выбрал первой ее? Потому что она проживала на улице Кирова, и недалеко от нее, на Лево-Булачной улице, обитал санитар клиники Владимир Иванович Ипатьев, пожилой кряжистый фронтовик. Так что, не объезжая полгорода, можно было опросить двоих. Остальные свидетели квартировались в разных районах Казани, и добраться до каждого из них означало потратить практически все вечерние часы.

Мария Евгеньевна Игнатьева, медицинская сестра тридцати пяти лет, до работы в хирургическом отделении клинической больницы работала в эвакогоспитале, так что опыта по части перевязок раненых и ухода за прооперированными у нее было не занимать. Помимо выполнения чистых и гнойных перевязок, назначаемых хирургом, Мария Евгеньевна принимала участие в операциях различной сложности, стерилизовала медицинские инструменты и хирургический стол, а также вела учет расхода материалов для перевязок, белья и инструментов.

Жила медсестра Игнатьева близ Центрального рынка в старом купеческом доме, с печным отоплением на втором этаже и туалетом во дворе. Свободные от работы часы она коротала с парализованной свекровью, у которой шестнадцатого апреля сорок четвертого года отказали ноги, когда почтальонша принесла похоронное извещение о гибели гвардии старшего сержанта Федора Ивановича Игнатьева, «погибшего геройски при выполнении боевого задания в городе Джанкой» (так было сообщено в «похоронке»). Это был не треугольник, в какой по обыкновению складывались письма с фронта, а казенный конверт с официальной бумагой и маркой. Набравшись мужества, Мария Евгеньевна прочитала написанное, и ее тоже едва не хватил удар, — в их доме она сделалась уже третьей по счету вдовой, а всего там восемь квартир. Но пришлось как можно быстрее приходить в себя: надо было работать и заниматься свекровью, полеживать на постельке и жалеть себя времени не было. С тех пор так они и жили вдвоем — уже немолодые женщины, потерявшие близкого человека: одна сына, другая мужа, совершенно чужие друг другу, поскольку человека, связывающего их родством, уже не было на этой земле…

Майор Щелкунов отыскал нужный дом. Заходить не торопился, осознавая, что разговор выйдет нелегким. Сев на лавку, он вытянул натруженные ноги и неспешно закурил, наслаждаясь покоем. Где-то в самом верху перешептывались далекие звезды. Угрюмая осень неохотно сдавала свои позиции, а за ней неумолимо надвигалась стылая зима, обещавшая в этом году быть суровой. Виталий Викторович невольно поежился, вспомнив о том, что сейчас в его комнате холодно. Запас дров иссяк, осталось только с пяток тонких поленьев, которые он сожжет этой же ночью. Нужно будет забрать дрова, выписанные на его имя, иначе следующий день придется провести в стылой квартире. А еще Зинаиду следует проведать, разузнать, как она там.

Задул мерзлый ветерок и остудил лицо, а на потрескавшемся тротуаре возникла вдруг круговерть из выпавшей накануне снежной крупы.

— Браток, папироской не угостишь? — басовито прозвучало откуда-то сбоку.

Повернувшись, Виталий Викторович увидел на сколоченной тележке безногого молодого мужчину лет тридцати в старой телогрейке, без шапки, с добродушным лицом и веселыми, бесхитростными глазами.

Вытащив пачку «Беломора», майор передал их безногому, слегка наклонился и сказал:

— Возьми всю, друг. Там еще пять папирос осталось.

Оттолкнувшись руками от земли, безногий подкатил на тележке к Щелкунову.

— Благодарствую, — охотно принял подарок инвалид. Прикурив от спички, спросил: — Ты, часом, не к Марии?

— А что? — невольно насторожился майор.

— Да так… Ничего особенного, просто поинтересовался. Вроде бы больше и не к кому приходить-то, остальные все женщины уже в возрасте, ну и старухи еще остались. Парочка мужиков-инвалидов есть моего возраста — один без руки, а другой без ноги. А ты молодой да ладный. К кому тебе идти, ежели не к Марии?

Виталий Викторович внимательно посмотрел на безногого. В показном равнодушии скрывался острый интерес.

— Я пришел к Марии Евгеньевне как к свидетельнице, — ответил он. — Она проходит по одному делу, и мне нужно ее допросить. Вот, решил немного передохнуть, а то набегался за целый день… Тихо тут у вас.

— Так ты из милиции? — Губы парня неожиданно широко и дружелюбно растянулись. Не часто можно было увидеть, когда милицию встречают такой простецкой улыбкой. — А я-то уж подумал… Понимаешь, нравится она мне очень… Давно уже по ней сохну… Ног у меня нет, в сорок четвертом в Белоруссии их оставил… Но во всем остальном я справен. Когда в эвакуационном госпитале лежал, говорят, долго без сознания находился. А когда глаза открыл, вижу, на меня Мария смотрит, соседка моя. «Потерпи, — говорит, — Лешенька, все в порядке будет». Глаза большущие, лицо иконописное, прямо богиня!.. Один хирург обещал мне с протезами помочь, тогда я уже на своих ногах пойду к ней и сразу свататься буду. Как ты думаешь, получится у нас с ней что-то?

— Обязательно получится, Алексей, — поддержал безногого Виталий Викторович. — Только надо этого очень хотеть. А чего ждать обещанных протезов? Можно и сейчас какие-то знаки внимания ей подавать, пусть знает о твоих чувствах.

— Может, ты и прав… Спасибо тебе.

— Да ладно… Пройду к Марии Евгеньевне, время уже, — поднялся Щелкунов, — а то засиделся я тут у вас на лавочке. Так и коротал бы здесь вечерок…

— Удачи! — махнул на прощание безногий и покатил на своей тележке неизвестно куда, дымя папиросой.

У входной двери Виталий Викторович неожиданно обернулся:

— А как этого хирурга зовут, что протезы тебе обещал?

— Степан Федорович Горюнов. Я ведь сначала у него во время войны лежал, а потом еще пару раз он меня положил, когда эвакогоспиталь в больницу передали. Колдовал что-то