Игра по правилам - Дик Фрэнсис

В конце книжки было всего три телефонных номера, и все отмечены только инициалами. Одним из них с инициалами Н.Л. был телефон Николаев Лоудера. Я позвонил по двум другим — лондонским, но там никто не подошел.

Затем среди других страниц я нашел еще три номера. Два из них оказались ресторанами во всем вечернем великолепии. Записав их названия, я вспомнил, что в одном в последний раз обедал с Гревилом два-три месяца назад. Скорее всего это было двадцать пятого июля, так как телефон стоял напротив именно этой даты. Я помнил, что ресторан был индийским и мы ели невероятно острый кэрри.

Со вздохом перевернув несколько страниц, я позвонил по номеру, записанному второго сентября.

Номер был не лондонский, с ничего не говорящим мне кодом. Я слушал, как на другом конце шел вызов, и уже был готов положить трубку, когда к телефону наконец подошли и до меня донесся низкий голос с придыханием:

— Алло!

— Здравствуйте, — ответил я. — Я звоню от имени Гревила Фрэнклина.

— Кого?

— Гревила Фрэнклина, — медленно и отчетливо произнес я.

— Одну минуту.

Последовало долгое молчание, затем до меня донесся звонкий стук каблучков и, решительно взяв трубку, женщина заговорила высоким сердитым голосом.

— Какая дерзость! — сказала она. — Не смей больше звонить. Я не желаю слышать твое имя в этом доме.

Не успел я раскрыть рот, как она бросила трубку. Ошарашенно глядя на свой аппарат, я испытывал чувство, словно мне в рот влетела оса.

«Кто бы она ни была, — криво усмехнувшись, подумал я, — она вряд ли бы захотела послать цветы на похороны, хотя, может быть, и обрадовалась бы, узнав о его смерти». Я никак не представлял себе, чем Гревил мог вызвать такую бурную реакцию с ее стороны. Вся беда была в том, что я не знал его достаточно хорошо, чтобы сделать какое-нибудь достаточно правдоподобное предположение.

Где-то в душе радуясь тому, что в книжке больше не было телефонов, по которым я мог бы позвонить, я посмотрел на его немногочисленные записи больше из любопытства, чем в надежде найти что-нибудь для себя полезное.

Он отметил дни, когда его лошади принимали участие в соревнованиях, опять же инициалами. Д. Р. — Дазн Роузез — появлялись чаще других с неизменно следовавшими за ними цифрами, например, 300 при 8, что я принял за величину ставки при шансах на победу. Под этими цифрами стояли другие, в кружках, и, посмотрев в таблицы, я понял, что они означали, какой была лошадь на финише. Три последних выступления, против которых стояла обведенная кружком единица, вылились Гревилу соответственно в 500 при 14, 500 при 5, 1000 при б к 4. Шансы в планируемой субботней «пробежке» могли быть еще выше.

Вторая лошадь Гревила — Джемстоунз, фигурировавшая как "Д", состязалась шесть раз, победив лишь однажды, но ощутимо: 500 при 100 к 6.

Для владельца лошадей он был не слишком азартен. По моим подсчетам, общей чистой прибыли у него было больше, чем у многих других владельцев. Выигранные деньги, как я мог предположить, полностью окупали как содержание, так и стоимость самих лошадей, и в основном поэтому ему как бизнесмену нравилось их держать.

Я машинально продолжал листать книжку дальше и среди последних страниц, озаглавленных «Для заметок», увидел многочисленные каракули и какие-то цифры.

Подобные каракули многие рисовали, например, говоря по телефону: разные заштрихованные квадратики, зигзаги, крестики. На соседней странице было записано уравнение: CZ=Cxl, 7. Для Гревила здесь было все предельно ясно, мне же это ни о чем не говорило.

Перелистнув еще одну страницу, я увидел несколько номеров, подобные которым были записаны и у меня в записной книжке: паспорт, счет в банке, страховка. Ниже маленькими печатными буквами в столбик стояло лишь одно слово — Дерек. И я опять вздрогнул, увидев свое имя, написанное его рукой.

Глядя на расположение букв, я задумался, не использовал ли Гревил мое имя в качестве какой-то мнемоники, а может, оно ничего и не значило, так, каракули? Ответить на это не представлялось возможным. Вернувшись на несколько страниц, я увидел то, что уже попадалось мне на глаза, — надпись, едва заметно сделанная карандашом за день до его смерти. Но и во второй раз она говорила мне не больше, чем в первый.

«Конингин Битрикс?» — писал он. Два слова со знаком вопроса. «Кличка лошади? — наугад предположил я. — Может быть, он собирался ее купить?» Моя голова была склонна работать именно в этом направлении. Затем я подумал, что он мог написать сначала фамилию, как, например, Смит, Джейн; и, возможно, собирался встретиться с некой Битрикс Конингин в Ипсуиче.

Вернувшись к «лошадиной» версии, я позвонил своему тренеру Майло Шенди, который осведомился о моей лодыжке и попросил не тянуть с выздоровлением.

— Через пару недель я сяду в седло, — сказал я.

— Это уже кое-что. Поделай массаж. От одной только мысли мне стало больно. Я дал обещание, вовсе не собираясь его выполнять, и справился насчет Конингин Битрикс, назвав имя по буквам.

— Не знаю лошади с таким именем, но я могу выяснить утром. Я поинтересуюсь у Уэзерби, есть ли вообще такая кличка, и, если они скажут «да», значит, эта лошадь не заявлена на состязания.

— Огромное спасибо.

— Ерунда. Я слышал, у тебя умер брат. Вот несчастье.

— Да... А откуда ты знаешь?

— Мне сейчас звонил Николас Лоудер и рассказал про твою дилемму. Он хотел, чтобы я убедил тебя отдать ему Дазн Роузез.

— Вот идиотизм. Я имею в виду его звонок. Он усмехнулся.

— Я так ему и сказал. Я ответил, что мне это раз плюнуть, но он, кажется, меня не понял. В любом случае это ничего бы не решило. Жокеям не разрешается держать скаковых лошадей для соревнований. Даже если ты и предоставишь ему свою лошадь, все равно будет считаться, что она принадлежит тебе.