Леший - Николай Старинщиков

– Можем, – ответил генерал.

– Кто он!

– Леший…

– Так поймайте мне его, а я посмотрю ему в рожу! Понятно вам или нет, начальники?! Я жду от вас радикальных действий! Пусть это будет хоть настоящий леший, плевать я на него хотел… Кроме того, он же еще там кого-то успел укокошить? Инженера какого-то?!

– Ученого-физика, – поправил генерал.

– Еще хуже. У нас под боком ученых мочат, а мы руки опускаем. Работайте! Жду от вас решительных действий, генерал!

Подобным образом с генерал-майором еще никто не разговаривал. Как видно, его должность кому-то понравилась. Руки у губернатора коротки, чтобы генеральские должности раздавать. Не он назначал на работу, не ему снимать. Попробовал бы он, хоть и губернатор, поговорить в таком духе с кем-нибудь из ФСБ, допустим с Серебровым.

– В таком случае я вас больше не задерживаю, – сказал, вдруг остановившись, губернатор. – Можете идти.

Оба офицера встали.

– А вы, Сергей Сергеевич, останьтесь на минуту.

Двери за милицейским генералом затворилась, и губернатор Безгодов вернулся в кресло, указав на стул напротив себя.

Тюменцев сел. Бывать с губернатором один на один ему еще не приходилось.

Губернатор пробежался пальцами по столу, словно по клавишам рояля.

– Сергей Сергеевич, – сказал губернатор мягким голосом, и под ложечкой у подполковника пробежалась мягкая волна. – Как вы поживаете в последнее время?

– Хорошо, – ответил Тюменцев, еще больше млея.

– Это замечательно.

– Бывают, конечно, трудности…

– Бросьте, Сергей Сергеевич. Нас ждут великие дела. У нас много работы…

Губернатор вдруг наклонил голову набок, обернув к Сергею Сергеевичу лицо. Тюменцев удивился: какое же это все-таки странное существо – Политик. Уши в растопырку, голова лысая, на лысине серповидный шрам со следами медицинских манипуляций. Он сказал о великих делах, и Сергей Сергеевич сразу ему поверил. Он готов идти за этим человеком, куда бы тот за собой ни позвал. Фавориту в принципе безразлично, куда придется идти. Главное – не топтаться на месте. Генерал не вечен. Вовсе не обязательно быть в прошлом опером или следователем, чтобы занимать его место. Фаворит пойдет за Политиком. Тот обязательно за собой позовет.

– Прежде всего, благодарю за информацию. Теперь я хотя бы в курсе дела. От них не дождешься искренности. – Он ткнул пальцем в сторону двери. – Я рад, что есть на кого положиться. Этот скоро уйдет. Предложу твою кандидатуру. Пойдешь?

Вот оно! У Тюменцева от неожиданности перехватило дух. Из милиции его выгнали. Чуть не посадили. Потом восстановили и предлагают высший пост в милицейской иерархии области. Только не стой, Сережа, пнем! Не топчись на месте, как спутанный конь. Естественно, он не будет топтаться, он согласен хоть сейчас.

– Вот и договорились, – сказал губернатор. – Пока. До свидания…

Тюменцев поднялся и, поблагодарив губернатора за доверие, пошел из его апартаментов непослушными ногами.

Вечером персональная иномарка темно-зеленого цвета тяжело остановилась у губернаторского особняка. Глава администрации, ползя задом наперед, выбрался из глубины служебной машины и прошмыгнул асфальтовым промежутком между машиной и просторными воротами с калиткой. Сержант милиции, торопливо вытягиваясь перед чиновником, отдал ему честь.

Оказалось, что жена тоже только что прибыла. У нее был рейд по магазинам. Приперла домой, используя другого штанного водителя, две огромных сумки, набитые снедью. Сумки больше похожи на туристические рюкзаки. Добра, конечно, принесла много всякого. И куда только все это лезет в людей! Опять накупила банок с кукурузой, крабовых палочек, несколько упаковок тушенки, копченой колбасы, сгущенного молока, чуть не ящик дорогого вина и хорошей, настоящей водки. Теща стоит рядом, облизывается. Наверняка всё добро, к которому Евгений Васильевич равнодушен, опять поплывет в Нагорный Иштан. Любит теща выпить. Ведь писал ей Евгений Васильевич, чтобы жила и не беспокоилась ни о чем, так нет. Дом в Новосибирске продала и перебралась к единственной дочери вроде как внуков растить. Вспомнила! Внуки давно сами бизнесом занимаются.

Объяснял: пользуйся всем, что найдешь дома, но нет! Подавай старой карге дачу. Может, хоть теперь прижмет хвост? Не тут то было: теща (по глазам видно) готова сгрести всё добро руками и прямо сейчас же утащить его на собственном горбу. Седьмой десяток давно идет! Пора бы успокоиться! Раньше молодежь учила марксизму-ленинизму, с пеной на губах отстаивая принципы. Даже с зятем Безгодовым не раз на этой почве сцеплялась. Она и сейчас остается в сфере науки, продолжая быть верной истории. Только теперь она подходит к своему предмету с другой стороны: она его вывернула наизнанку. Я, говорит, только сейчас, родимые мои, прозрела. Высосет на даче полбутылки, выйдет к яру у церкви и разглагольствует о праве наций на самоопределение. А то, что при этом отечество разваливается, до старой дуры не доходит.

Евгений Васильевич, косясь на горы продуктов, прошел мимо стола, поздоровался сквозь зубы и, плеснув из аппарата холодной воды в бокал, залпом выпил. Говорить не хотелось. Хотелось отдыхать. Можно было перекусить, однако этим двум, как видно, не до него: снаряжение готовят. Живут обе словно сами по себе. И эти горы продуктов тоже сами по себе появляются. Никакой губернаторской зарплаты не хватит с таким аппетитом. И все это не просто так, от бабушки около рынка, а из крутого магазина. За одного лишь кобеля, специально в зоне на людей натасканного, пришлось кучу баксов отваливать. И еще, совсем сбрендила, памятник, говорит, надо ему поставить – мраморному догу.

– Евгений Васильевич, – заговорила теща, проводив взглядом в холодильник последнюю банку тушенки. Она стояла и помогала словами дочери производить укладку продуктов в гигантском холодильнике. – Евгений Васильевич!

– Ну, – нехотя ответил Политик из спальни.

– Так как моя просьба? Не позабыли?

– О чем это?

– Я имею в виду увековечение…

– Совсем вы, Варвара Филипповна, сбрендили, – не выдержал зять. – Может, ему поминки устроить за государственный счет? И вообще! Пора забыть о даче в Иштане! Неужели это так трудно понять?

– Как это?… Неля. Он говорит, что на дачу мне больше нельзя.

– Евгений. Как тебе только не стыдно. Совсем огрубел на государственной работе. Моя мама этого не заслуживает. Если она и просит, то совсем мизерное. Ее возраст надо понимать.

Политик встал, вышел в зал и включил телевизор.

Ведущий говорил о ситуации с преступностью. Затем он сказал об убийстве в Нагорном Иштане. Упомянув имя Лешего, он заметно улыбнулся. Это была ухмылка. Политик не ошибся. Если ведущие местных телепередач ухмыляются, то чем же занимаются в губернаторском аппарате? Там давятся от смеха: Леший велел этой карге прибраться на даче. Но Политик там никакого мусора не видел.