Преступление без срока давности - Феликс Разумовский

Однако гваздаться в тосоле после бани, а затем тащиться в ледяном салоне не хотелось жутко, и Снегирев пошел другим путем. Вернее, поехал — следом за «УАЗом», рулевой которого при виде полтишка сразу повеселел и охотно взял «мышастую» на буксир.

— Спасибо, приятель.

На улице Бронницкой Снегирев вновь обрел самостоятельность и, запустив мотор, въехал во владения Кирюшки Кольчугина.

Судя по всему, дела у того шли неплохо. Фасад заведения переливался разноцветьем неона, у боксов толпились машины клиентов, из кафе пахло свежими булочками. Однако отыскать хозяина всего этого великолепия удалось не сразу. Кольчугин, в затрапезном ватнике, яростно долбил подтаявшую наледь возле стены. Заметив Снегирева, он опустил лом:

— А, Алексеич! Неужто сломался?

Выглядел Кирилл, правду сказать, на самого себя непохожим. Его точно подменили: по небритому лицу обильно катился пот, а в снулых, как у побитой собаки, глазах застыло выражение безысходности.

— Привет, хозяин. — Снегирев втянул воздух и понял, что Кирилл пребывает в изрядном подпитии. Это опять-таки не укладывалось в привычные рамки. Все-таки он спросил: — Дворника перевоспитываешь? Личным примером?..

— Нет, Алексей. — Лицо Кольчугина сморщилось, внезапно он всхлипнул. Было видно, что он физически не мог усидеть на одном месте и хватался за любое дело, попадавшее под руку. Все же он не стал об этом распространяться и, справившись с собой, перевел разговор в другое русло: — Ну и что там у тебя?..

— Термостат. — Снегирев улыбаться перестал и внимательно посмотрел в глаза собеседнику: — А у тебя? Выкладывай уж…

— Подожди минутку. — Не ответив, Кирилл исчез за воротами бокса, тут же вернулся с главным умельцем, долговязым, как жердь, Пал Иванычем, и, охватив его объемом работ, тронул Алексея за рукав: — Выпьем?

— Обязательно. — Снегирева после бани мучила жажда, и, очутившись в кольчугинском кабинете, он попросил: — Соку бы… Только не холодного.

— Ну и зря, коньячок куда как лучше. — На столе появился тетрапак вишневого, а для себя Кирилл достал початую бутылку «Ахтамара» и принялся наполнять стакан. — Ну, ин вино веритас!

Кольчугинское настроение Снегиреву нравилось все меньше.

— Слушай, а сало у тебя есть? — Он плотно приложился к тетрапаку и, наконец оторвавшись, посмотрел на потолок: — Смотри, крюк какой хороший, просто класс. Ну так если сала нет, то намыль галстук, и вперед. Могу посодействовать — с табуреткой. — Он снова приник к вишневому и, приговорив его, покосился на Кирилла: — Что, не хочется? Тогда давай излагай, не томи душу.

Назвать приятным кольчугинский рассказ было трудно. Более того, он вызывал эмоции самые мрачные, хотя на общем фоне российских ужасов ничем особым не выделялся.

Была у Кольчугина родная сестренка Ирочка. Младшенькая. Девица восемнадцати годов. Не ахти, может быть, какая красавица, но все при ней — тоненькая, стройная блондинка с голубыми глазами. И вот где-то недели две назад пошла она с подругой на дискотеку в открывшийся недавно клуб «Диагональ». И все, с концами. В милиции сказали, что подобных случаев по городу полно и все порядочные девушки по ночам спят, частные агентства сразу отказались — дело верный глухарь, а приятель Иры вроде поначалу и загорелся искать, но неожиданно вообще исчез с горизонта.

— Так если б на этом все, — голос Кольчугина как-то странно дрогнул, и он залпом хватанул «Ахтамара», — ты дальше послушай…

Дней десять назад нашли Ирину подругу. Вернее, то, что от нее осталось. Бродячие псы, откопав труп из-под снега, вытащили его на обочину, однако сожрать не успели — помешали проезжавшие гаишники.

— Ты пойми, Алексей, — Кольчугин выпил еще и все-таки не удержался, заплакал, — оказывается, собаки первым делом отъедают нос…

«А крысы, между прочим, начинают с ушей — у всех свои вкусы». Снегирев молча покачал головой и вскоре услышал самое главное. Заключалось оно в том, что Ирина подруга была не только зверски изнасилована — в ее останках присутствовал наркотик, который, собственно, и послужил причиной смерти.

— Веселенькая история. — Поднявшись, Снегирев подошел к окну и увидел, что капот его «Нивы» уже закрыт. — А что за молодой человек у твоей Иры? Кто таков?

— А, Тема-то? — Выпитое постепенно одолевало Кольчугина, и говорил он все неразборчивее. — Бритый он, скин-хэд. Вроде студент бывший… знаю только, что машется классно… наверное, боксер.

Голова его свесилась на грудь, глаза закрылись, и, тяжело вздохнув, Кирилл заснул.

«Ладно, увидимся». Снегирев захлопнул дверь и, наградив по-царски Пал Иваныча, энергично порулил домой — после сока ему здорово захотелось есть. Долетев как на крыльях, он отправился выгуливать Рекса, а затем на пару с питомцем так наелся собачьего варева, что некоторое время пришлось посидеть неподвижно с книжкой в руке.

…Жрица между тем разделась полностью и улеглась у его ног, а Навузардан, не выбирая, вытащил блеснувший в свете факела камень, и смуглая женская рука ловко приняла его. Это был рубин с наперсника иудейского первосвященника.

А затем муж вавилонский навалился на распластанное женское тело, и огромный фаллос его натужно вошел внутрь, вызвав непритворные стоны у жрицы любви. Могуч был начальник телохранителей, неутомим, да и зелье подействовало: трижды уже излив семя, Навузардан все никак не мог насытить похоть свою. Наконец он покинул палатку жрицы и не спеша двинулся в парк, где аллеи были разделены веревками на отдельные участки и по каждому прогуливалась дочь Вавилона, желавшая послужить богине любви.

В голове начальника телохранителей клубились винные пары, побуждавшие его огромное тело к действиям, и, подойдя к ближайшей служительнице Милидаты, он взамен лигура с наперсника иудейского заполучил женское тело на потребу свою. Это была стройная вавилонянка с тонкой талией и упругой грудью, одетая скромно, однако запах дорогих благовоний подсказал Навузардану, что принадлежала она к знатному роду. А потому, привязав ее к стволу акации, он обошелся с ней как с самой грязной шлюхой, заставляя извиваться от сладостной муки. Наконец муж вавилонский крепко сжал ее и, оставляя синяки на нежной женской коже, излил семя в который уже раз.

Он наконец ощутил, что земные радости ему наскучили. Душа его, утомленная суетой, просила покоя, и длинные мускулистые ноги понесли Навузардана прочь из храмового парка к берегам Евфрата, где расположилось множество заведений с репутацией далеко не лучшей. Жизнь человеческая ценилась здесь не дороже пригоршни пыли, и часто случалось, что попавших сюда вечером находили утром с перебитым хребтом далеко по течению реки. Воры, грабители и непотребные девки чувствовали здесь себя привольно и каждую ночь с берегов великой реки слышались громкий смех, ругань и похотливые стоны — это скопище людское жрало, пило и спаривалось.

Между тем настало время Второй стражи, и в свете полной луны Навузардан легко отыскивал путь в лабиринте узких портовых улочек, где меж домов маячили неясные тени. Дважды уже приходилось ему размыкать пряжку своего пояса и, когда тот, распрямляясь, превращался в клинок, рассекать человеческую плоть и идти дальше. Наконец муж вавилонский остановился возле неприметной двери и особым образом постучал.