Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

думал, что с мышьяком… тебя тошнит, тебя тошнит от этой дряни, организм пытается избавиться, и ты не можешь дышать…?» Эй, знаешь, я в свое время видел несколько произведений Агаты Кристи. «Действительно, «кивает она, по-видимому, довольная моими познаниями в этом вопросе, «именно поэтому я не был особо удивлен, обнаружив следы хлороформа и в его крови, около 21 мг…»

«Иисус, блядь, Христос». Я понимаю, что сказал это вслух, и поднимаю руку в знак извинения.

Она отвергает мое богохульство со слабой улыбкой.

«Итак, в общем, подводя итог, Найджелу Бакстеру дали хлороформ, чтобы вывести его из строя, он уже принял мышьяк, который выводил его из строя, а затем ему перерезали запястья?»

Вик вздыхает от моего упрощающего утверждения. «По своему опыту я бы сказала, «она бросает на меня взгляд, который переводится как «который является обширным», — мышьяк в его организме привел к внутреннему отключению жизненно важных органов, в то время как он одновременно истек кровью. Возможно, одно произошло раньше другого, я предполагаю, что это его органы. Однако вы правы насчет рвоты; будь он в сознании, его бы сильно вырвало, он бы задыхался, сильно вспотел, но он не был… в сознании, то есть».

На мгновение я теряю дар речи, глядя на тело Бакстера, его отравленное, выведенное из строя, вскрытое, убитое тело, и я представляю реакцию Джанет Бакстер, когда я по долгу службы сообщу ей о находках Вика.

Итак, хорошие новости, миссис Бакстер, в том, что ваш муж в конце концов не покончил с собой! Однако плохие новости в том, что это сделал кто-то другой. Каждое облачко, да?

Я смотрю на Вик, и она пожимает плечами.

«Прости», — извиняется она со своим резким акцентом уроженки Родных графств. — «Похоже, я сделала для тебя гораздо больше работы, Дэн».

Использование ею моего христианского имени, впервые за все годы, что я с ней работаю, вырывает меня из пристального взгляда в тысячу ярдов, которым я был прикован, прорываясь сквозь множество вопросов, которые начали маршировать в моем мозгу подобно взводу морских пехотинцев, пока я смотрю на труп Бакстера.

«Да», — я одариваю ее саркастической улыбкой, поднимая взгляд, — «Спасибо, я ценю это… Вик».

На ее лице появляется намек на улыбку, когда она начинает процесс мытья посуды, смывая запах смерти со своей кожи. Интересно, учитывая ее ежедневное воздействие на него, удастся ли ей когда-нибудь полностью избавиться от него.

«Ну, кто бы ни убил его, — говорит она, стоя спиной ко мне у раковины, «они определенно хотели убедиться, что не было абсолютно никакого права на ошибку. Они явно позаботились о том, чтобы довести работу до конца».

Затем я поворачиваюсь, чтобы уйти, бросая последний взгляд на седеющее лицо Найджела Бакстера, он же Дед Мороз.

«Разве они только что этого не сделали», — говорю я.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

«Убит!» Джанет Бакстер, к счастью, сидит на диване в своем доме, когда я сообщаю ей эту новость, потому что я предполагаю, что если бы это было не так, то она бы упала в обморок прямо сейчас.

«Нет… нет, это невозможно…» Она говорит это с убежденностью женщины, находящейся в глубоком отрицании, как будто я разыгрываю над ней какой-то извращенный розыгрыш. Она качает головой, как будто она на пружине. Ее лицо бледное, почти прозрачное, оно такое белое, и у нее серьезные мешки под водянистыми красными глазами. Ее кожа выглядит сердитой из-за того, что она столько плакала, а ее короткие вьющиеся каштановые волосы растрепаны, вероятно, больше, чем обычно, судя по семейным фотографиям, разбросанным по всей большой гостиной; в некоторых отношениях она даже выглядит довольно привлекательно, в некотором роде по-женски.

Я понимаю, что для нее это слабое утешение — знать, что ее муж на самом деле не совершал самоубийства, а был убит. Поговорим о меньшем из двух зол. Я думаю, она надеялась на вердикт «смерть в результате несчастного случая» по результатам вскрытия, хотя давайте посмотрим правде в глаза, вскрытие собственных запястий вряд ли можно назвать случайным. Но я чувствую, что каким-то образом с этим было бы легче справиться, если бы она узнала, что кончина ее мужа была всего лишь одним большим несчастьем. Полагаю, жить с таким позором было бы меньше. И теперь маггинс должен пойти и все это испортить.

Она снова плачет, но, по-моему, она даже не замечает этого. Я сажусь рядом с ней на дорогой кожаный диван. Это одно из тех украшений в стиле 1920-х, которые вы видите в безвкусных магазинах с завышенными ценами на Эджвер-роуд; в магазинах, где выставлены фарфоровые тигры в натуральную величину, которые, кажется, нравятся всем богатым арабам. Оно как-то не вписывается в остальную часть комнаты, которая выглядит сдержанно и даже со вкусом.

«Джанет, ты можешь вспомнить кого-нибудь, вообще кого угодно, кто мог бы хотеть каким-либо образом навредить твоему мужу?» Недовольный сосед, ссора с кем-то на работе, о которой он, возможно, упоминал, строитель, которому он не заплатил вовремя? Кто-нибудь из тех, с кем он общался, вам не понравился? Любая ссора, какой бы маленькой или незначительной она ни казалась… кто-нибудь вообще?»

Джанет смотрит на меня своим круглым, заплаканным лицом и подносит к нему свои короткие руки. Ее ногти были обкусаны до мяса и выглядят выпуклыми и воспаленными. Это меня немного трогает. Она снова качает головой, ее прямые кудри колышутся — даже ее прическа выглядит печальной.

Найджела любили все. Я имею в виду, что за все годы, что я его знаю, он ни разу ни о ком не сказал плохого слова, ни одного злого слова, нигде не был врагом… Ну, это никогда не привлекало моего внимания.»

В том-то и дело, что не «довел до ее сведения». Я не хочу рассказывать ей о том, что кибер нашел в своем мобильном телефоне. Она и так выглядит хрупкой, и я полагаю, что такого эффекта разорвавшейся бомбы может быть достаточно, чтобы подтолкнуть ее к краю. Но я должен. Выбора нет.

«Значит, мой Найдж все-таки не покончил с собой… но… это сделал кто-то другой?»

Это скорее утверждение, чем вопрос, как будто ей приходится произносить это вслух, чтобы осознать реальность. Я думаю, у нее снова шок.

«Да, боюсь, что так, Джанет».

Затем она внезапно встает, шаркает к буфету и достает бутылку Grouse». Ты не возражаешь, если я…?

Я качаю головой и поднимаю ладонь вверх. Честно говоря, я бы не стал винить ее, если бы она осушила бутылку одним глотком.