Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Я сажусь, сердце трепещет.

– И, будучи здоровой, возможно, я вернулась к истинному «я». Думаю, мой дед был жуликом, и я жулик по крови, вот и все.

– Фред, тебе нравится эта ее вспыльчивая сторона, поощряй это.

Он приподнимается на локте, любуясь мной.

– Почему они не оставили тебя в твоем естественном состоянии? Все это укрощение женщин!

Мое сердце переполняется благодарностью. Он тянется ко мне под одеялом и прижимает к себе, затем медленно покрывает поцелуями все мое тело. Я соблазнительно вытягиваю ноги, пока он держит мои ступни и благоговейно целует их. И когда он начинает подниматься вверх, моя ладонь касается его лица.

– Поцелуй меня в губы, Томми.

Он смотрит на меня взглядом, полным любви, затем выпрямляется. Мы сидим, застенчиво улыбаясь друг другу. И в этот момент я чувствую себя совершенно по-новому, как будто все возможно.

Дверь хлопает.

– Дик дома, – громко говорит Курт, и мы отшатываемся друг от друга, смотрим на дверь, опять друг на друга. Быстро, молча, начинаем одеваться.

Курт продолжает.

– Присутствие Дика уже может вернуть тебя к сломанной версии себя. И, Фред, ты замечаешь, что это происходит. Хватай ее за руку, чтобы остановить.

– Скажи, что любишь меня, – шепчет он, и я колеблюсь, снова бросая взгляд на дверь.

– О, конечно, люблю, – отвечаю я, качая головой. – Но прямо сейчас нельзя. – Я начинаю вырываться, но он держит крепко.

– Конечно можно, – тихо говорит он.

И тогда я понимаю: время пришло. Я знаю, что должна сделать. Я вдыхаю, киваю и начинаю двигаться к двери.

– Итак, народ, мы переходим ко второй половине сцены, – кричит Курт. – Доминик у нас готов?

– Я здесь, Курт! – откликается Доминик из коридора.

– Превосходно. Иди по маршруту, Лила. Следуй за камерой по коридору в гостиную, мы будем внимательно следить за твоим лицом. Хорошо – это хорошо. Как только ты пройдешь через арку, остановись прямо там, за спинкой этого стула. Да: используй его, как якорь. Доминик, ты за пианино? Отлично, начинай играть Thank Your Father. Продолжай, мы отключили звук клавиш. Твой виски приготовлен для тебя там, наверху, делай глоток, когда захочешь.

Курт подходит ко мне сзади и шепчет на ухо.

– По-настоящему проникни в его мрачное настроение. Ты уже знаешь, что эта битва будет проиграна. Иди.

– Судя по записке, я думала, что тебя не будет несколько дней.

– Еще более покорно, Крейн. Ты уже тонешь.

Я нервно хватаюсь за спинку стула, наблюдая, как он продолжает играть на беззвучном пианино.

– Тебе было весело?

– Так же весело, как и любому другому, бегущему от чего-то, – мрачно говорит он.

– Хорошо, Доминик. Теперь проверни этот нож.

Он смотрит на меня, глаза его блестят.

– Я довез Розмари до Саутгемптона и посадил ее там на поезд.

Затем он переворачивает страницу с нотами и продолжает играть. И я обнаруживаю, что не могу дышать, мое сердце создает какофонию с мягкой округлостью приглушенных клавиш, легким постукиванием его ногтей по слоновой кости.

– Подумай сейчас о Томми и соберись с духом, – бормочет Курт. – Попытайся побороться за свободу, которую ты заслуживаешь.

Я сглатываю, заставляю себя посмотреть ему в лицо.

– Вчера вечером я ходила на танцы… с Томми Барбаном. Мы пошли…

Он внезапно ударяет по клавишам.

– Не рассказывай мне об этом.

Я цепенею, сердце бешено колотится в тишине.

Он поднимает бокал, осушает его до дна, затем возвращает на место и снова начинает играть.

– Посмотри, как у него трясутся руки, – тихо говорит Курт. – Тебе жаль его, не так ли?

– О, Дик. – Я подхожу к нему, осторожно касаюсь его плеча, но он вздрагивает, дергается.

– Не прикасайся ко мне!

– Правильно, Крейн, – шепчет Курт. – Теперь ты точно знаешь, к чему все это ведет. Ты знаешь, что он собирается сделать с тобой снова.

Он поворачивается ко мне с бесстрастным взглядом.

– Я как раз размышлял о том, что я о тебе думаю…

– Обесчеловечивай ее, Доминик. Я хочу, чтобы ты был жестоким. Не сдерживайся.

И я снова начинаю замыкаться в себе, печально улыбаясь и закрывая глаза.

– Почему бы не добавить новую классификацию в твою книгу?

– Я думал и об этом, – холодно отвечает он. – Более того, помимо психозов и неврозов…

– Тебе следовало бы быстрее давать задний ход, Крейн, – шепчет Курт. – Ты знаешь, что у нее нет ни единого шанса. Пусть она рассыплется.

И все же я стискиваю зубы, дрожа.

– Я пришла сюда не для того, чтобы ссориться.

– Тогда зачем ты пришла, Николь?

– Нападай на нее сильнее. Будь безжалостен. Она настоящий враг, не так ли?

Он дико трясет головой.

– Я больше ничего не могу для тебя сделать. Я пытаюсь спастись сам.

Я улыбаюсь, теперь слезы льются ручьем.

– От моего влияния?

– Прибей ее к чертовой матери, Доминик!

Он смотрит на меня, его глаза полны ненависти.

– Профессия иногда вынуждает меня связываться с сомнительной компанией.

Пауза.

– Где у нас Томми? – гремит Курт.

Тишина.

– Кто-нибудь позовет Фредди? Он пропустил гребаный выход!

– Эм-м. На самом деле, Курт…

Это Иден: резиновые подошвы ее армейских ботинок скрипят по плитке, стопка бумаг шуршит в руке.

– Да, Иден? – вопрошает Курт, сверкая глазами.

Она с извиняющимся видом протягивает ему бумаги, и он разводит руками.

– Что? – огрызается. – Что это?

Иден вздрагивает.

– Руперт…

– А? – Курт усмехается. – А что с ним? Я думал, старина «Совиные глаза» не выдержал пребывания на съемочной площадке с большими мальчиками и удрал домой, в Лос-Анджелес. – Он оглядывает комнату, с вызовом подняв брови.

– Ну, он только что прислал по электронной почте новую концовку на ваше одобрение, – говорит Иден и, поскольку Курт молчит, нерешительно продолжает: – В письме он объясняет, что взял из книги одну из реплик Томми, а также отрывок с мнением Дика и передал их Николь. Он говорит, что переназначение этих линий имеет решающее значение для адаптации. Возможно, вы захотите взглянуть. – Она просматривает бумаги. – Это полностью отменяет выход Томми.

– Это нелепо, – отмахивается Курт. – Мы уже выбиваемся из графика, и вдруг наш дорогой отсутствующий отправляет в последнюю минуту по электронной почте изменения на мое одобрение, вырезая главного героя из сцены, которую мы собираемся снимать? Это абсурд, это чертовски неслыханно. Так что нет, Иден, на самом деле, я ни хрена не хочу смотреть.

– Я хочу, – тихо говорю я. Курт бросает на меня свирепый взгляд, и я моргаю, прикусывая губу. – Концовка не сработает, Курт, и ты это знаешь. Николь не может оставаться жертвой в последнем противостоянии. Она должна дать ему отпор,