Современный зарубежный детектив-14. Книги 1-22 - Себастьян Фитцек

Так что кто бы ни купил ее книгу, это был не Эван Паркер из колледжа Рипли или откуда-либо еще.

Она села в такси и приехала в аэропорт Денвера, чтобы улететь в Миннеаполис. Провела мероприятие в Центре искусств Хопкинса, посетила конференцию Библиотечной ассоциации в Чикаго, конференцию «Здоровый разум» в Кливленде, книжное событие в Луисвилле и фестиваль женщин-писательниц в Сент-Луисе. И в каждом из этих мест она не могла не оглядываться через плечо, в конец читательской очереди.

И там, как правило, ее поджидал какой-нибудь неприятный сюрприз, пусть и не тот, что занимал все ее мысли. Убитая горем мамочка, которая хотела показать ей фотографии, разгневанный мужчина, который считал, что Анна опошляет самоубийство, и хотел донести до нее, как это его оскорбляет, целая группа книголюбов, которым ужасно хотелось поговорить о ее писательском процессе. Было ошибкой оглядываться и думать: осталось всего трое… всего двое… последний читатель, потому что этот последний мог отнять столько же времени, сколько полдюжины нормальных людей, получавших свои автографы и уходивших с благодарностями. Иногда краем глаза она замечала, как эти «замыкающие» отступают назад, пропуская кого-то перед собой, и это действие, как ей подсказывал печальный опыт, говорило не о доброте или вежливости; скорее, оно предполагало корыстный расчет – оказаться последним, чтобы приклеиться к автору после того, как уйдут все остальные.

Каким-то образом она все это вынесла: путешествия и пересадки, мероприятия и все, что было после. Она не осматривала города, в которых бывала; не фотографировалась под «Фасолью»[347] в Чикаго и не посещала Зал славы рок-н-ролла в Кливленде. Не пробовала блюда местной кухни – ни барбекю в Сент-Луисе, ни сэндвичи хот-браун в Луисвилле. Но она придерживалась графика и не забывала о калориях; в каждом отеле был клуб здорового питания, и испортить его было довольно сложно. «Макмиллан» не отрядил с ней решалу вроде того парня, который сопровождал Джейка, когда они познакомились в Сиэтле. Она понимала, что не такая уж важная птица, пока еще нет, и хотя «Послесловие» превзошло все ожидания (включая ее собственные), ему было еще далеко до «Сороки». Иногда, как, например, в Денвере, кто-нибудь из представителей издательства встречал ее в аэропорту и отвозил на мероприятия, но в основном она летала одна, сама встречая книготорговцев и длинные очереди своих читателей. Как и читателей Джейка, которых она в некотором смысле унаследовала.

И вот передышка: после почти трех недель постоянной движухи – десять дней без разъездов, с возможностью вернуться домой в Нью-Йорк и перевести дух, имея в планах только местные чтения и что-то на Лонг-Айленде, куда ее отправили на лимузине. Она прибыла в Ла-Гуардиа поздно вечером в четверг и далеко не сразу нашла свой «убер» в лабиринте вечно недостроенного аэропорта. Как и следовало ожидать, пробки были ужасными, и до Виллиджа они добирались ползком.

Анна задержалась в вестибюле, чтобы взять у швейцара коробку с почтой. Многие письма были по-прежнему адресованы Джейку. В лифт с ней вошла единственная знакомая соседка, та самая, которая однажды согласилась присмотреть за их котом, когда они уезжали в свадебное путешествие, а позже взяла его насовсем. Анна думала, что завести кота – это удачная идея, но ей не зашло, поэтому, когда Джейка не стало, она отдала животное, не желая терпеть его на своей территории. Он – когда-то его звали Уидби, но соседка наверняка дала ему новое имя – всегда шарахался от нее, когда она входила в комнату, и Анне казалось, что он сумел понять своими кошачьими мозгами финал драмы, разыгравшийся в его присутствии. Единственный свидетель, который (какая жалость) никому не мог рассказать об увиденном. Прямо сюжет из греческой мифологии.

– Мы с вами, кажется, и не виделись после той фантастической статьи о вас. В газете.

Ньюйоркцам определенного круга не нужно было уточнять, в какой именно газете, хотя в городе выходило четыре полноценных ежедневных издания.

– Понимаю, о чем вы. Самой не верится.

– Я так рада за вас, – сказала соседка. Она была типичной представительницей Виллиджа, с длинными волосами, которые никогда не красила, в расписной блузе и серьгах из красных перьев. – После всего, что вам выпало пережить, добиться такого успеха.

– Я стараюсь ценить это, – сказала Анна, вложив в слова максимум скромности. – Стараюсь чувствовать, не принимать как должное.

– Так трудно женщинам, – сказала соседка. – Гордится своей работой. Проживать успех.

В 1970-х эта соседка ходила маршами по этим самым улицам, требуя чего-то – чего тогда только не требовали – с такими же высказываниями. Анна уже наслушалась об этом, более чем.

– Как там мой котик? – спросила она, когда дверцы лифта раскрылись на их этаже.

– Любит тискаться, – сказала соседка.

– Ну, потискайте его за меня.

Они расстались как хорошие знакомые, у дверей своих квартир в противоположных концах коридора.

Внутри было душно, а обеденный стол покрывал слой пыли. Анна могла бы позволить себе уборщицу, но ей претила мысль, что кто-то будет шастать у нее в ее отсутствие; пыль по возвращении была меньшим из двух зол. Она знала, что не сможет расслабиться, пока не наведет хотя бы минимальный порядок, поэтому намочила бумажное полотенце, протерла все поверхности и приоткрыла окно, чтобы проветрить квартиру. Положив ношеную одежду в стиральную машину, она с наслаждением приняла горячий душ, вымыла волосы шампунем и долго стояла под струями воды. Она бы предпочла никуда не выходить целые сутки, если такое возможно. Она бы заказала еду и занялась разбором накопившихся электронных писем и текстовых сообщений. В числе прочего ее ждало обновление от киношников по поводу экранизации «Сороки» и несколько запросов на переговоры по зуму с юристами с Западного побережья, связанными с агентством Матильды. Но все это можно было уладить, не выходя из дома, оставаясь в легком ступоре.

Накинув халат, она сделала заказ из китайского ресторана «РедФарм» и смешала себе «Морской бриз»[348], с подростковых лет казавшийся ей верхом изысканности. Затем включила новости и села на диван. Немного погодя подошла к коробке, полученной от швейцара, и начала выгребать охапками почту.

Рекламные рассылки от брендовых производителей одежды и бытовой техники, адресованные «Подписчику». «Поэты и писатели», «Книжное обозрение „Нью-Йорк Таймс“» (Джейка) и журнал «Сиэтл» (ее). Куча бумажного мусора, которым заваливают любого человека, чье имя ассоциируется со словом «писатель»: брошюры магистерских программ писательского мастерства, уведомления о курсах, обещавшие поднять ее творчество «на новый уровень». А также не меньше десяти подборок книжных новинок от издателей, каждая из которых сопровождалась щедрыми похвалами «Послесловию» и неловкой просьбой написать хотя бы пару строчек о новинках (она отложила их в