Современный российский детектив - Анна Майская

в эти слова он, судя по всему, вкладывал иные значения, более глубокие. Если татары — это русские, то Орда — орден. «Русский Орден». Его истоки прослеживаются давно, еще с 18 века. Не входил ли и сам писавший в эту организацию? Вполне возможно. Не на это ли намекает еще одно его стихотворение:

«Орда противится горбатым, картавым слугам Сатаны.

Их сталь берет, и крест распятый, и русский дух сразить должны.

Пребудет Царь, ниспослан Богом. Когда покается народ.

И рыжих бесов на подмогу, Иуда за морем зовет…».

Ну как тут вновь не вспомнить Чубайса и прочих Гайдаров с Горбачевыми? Как они боятся и ненавидят все русское, зная, что именно отсюда придет их погибель.

2

У Елизаветы Васильевны, многолетней и «тайной» жены Просторова Днищеву удалось побывать вновь лишь десятого мая, после Дня Победы. Геннадий Сергеевич предпочитал одиночество по простой причине: вся его деятельность в «Русском Ордене» была сопряжена с риском для жизни, а при этом могли пострадать и близкие люди. Даже его давнишняя связь с этой женщиной обнаружилась лишь после смерти Просторова. Они познакомились еще на Белорусском фронте — молодой капитан и медврач с ясными голубыми глазами. Сейчас старушка носила очки и близоруко щурилась, но цвет глаз оставался все таким же небесно-ярким. Встретила она Сергея доброжелательно, как старого знакомого, хотя видела всего третий раз в жизни. Тотчас же поставила чайник, вынула из серванта печенье, но и сам Днищев пришел не с пустыми руками — с тортом и букетом цветов.

— С прошедшим праздником! — сказал он. — Ваше поколение сумело отстоять Россию. А наше — проиграло ее в казино дяде Сэму.

— Так вам и возвращать ее обратно, — заметила старушка. — Как жаль, что его сейчас нет с нами… Хотите взглянуть, какими мы были в то время, на фронте?

Днищев деликатно взял в руки фотоальбом, хотя ему не терпелось задать Елизавете Васильевне много других вопросов. Но вряд ли она могла ответить на них полностью — жизнь Просторова и для нее оставалась тайной, он не посвящал ее в свою работу. А ведь уже в те годы, относящемся к первым дням знакомств с нею, им было сделано не мало, ему поручались самые ответственные задания. Стоит лишь упомянуть о том, что в борьбе с инородно-эксплуататорским классом за возрождение национально-патриотических черт государственной политики он стоял рядом с Ждановым, а тот, как известно, выполнял поручения «прозревшего» Сталина. В сентябре 1943 года на одном из совещаний Сталина в загородной резиденции было принято решение об изменении церковно-государственных отношений. В тот же день в Кремль были доставлены специально приглашенные из разных концов страны по такому случаю виднейшие православные иерархи: патриарший местоблюститель митрополит Сергей, ленинградский архиерей Алексий и экзарх Украины Николай. В числе сопровождавших последнего и был Геннадий Просторов… Спустя три года Жданов выступит с резким осуждением «безродных космополитов» и столкнется со всемогущим Берией, а в 1952 году почти одновременно и в Москве, и в Праге пройдут громкие процессы по «сионистскому заговору», который существовал в действительности. И совсем не случайно последуют две параллельные смерти — и Сталина, и Готвальда, которым так и не удалось довершить до конца начатое дело. Интернационалисты окажутся в тот раз сильнее…

Елизавета Васильевна долго и подробно рассказывала о каждой фотографии, а Днищеву так и не получалось как-то перевести разговор на другую тему. Наверное, этот фотоальбом — был единственным, что у нее оставалось в жизни. Она и жила лишь прошлым, в котором у нее было гораздо больше светлого и праздничного, чем ныне. Как, впрочем, и у большинства людей. Украдкой зевнув, Днищев перевернул картонный лист. И тут его словно ударило электрическим током. На фотографии, вместе с Просторовым и Елизаветой Васильевной, был запечатлен подросток — с выступающими надбровными дугами, глубоко посаженными глазками и каким-то обезьяньим ртом. У Днищева даже заколотилось сердце, он не мог поверить в свою догадку.

— А кто это между вами? — затаив дыхание, спросил он.

— Ах, это! — откликнулась Елизавета Васильевна, приблизив лицо к альбому. — Леша Мокроусов… Сын моей институтской подруги. Она погибла на фронте, вместе с отцом мальчика. И некоторое время он воспитывался у меня. Потом его забрали родственники.

— У вас есть другие его фотографии?

Старушка перевернула несколько страниц в альбоме.

— Вот, пожалуйста, здесь он уже взрослый.

Сомнений не было — Мокровец собственной персоной, да еще в солдатской форме. «Неисповедимы пути Господни!» — подумал Днищев, еще не зная, что стоит за этим неожиданным открытием.

— А Геннадий Сергеевич… как он к нему относился?

— Да как! — откликнулась старушка. — Сначала пытался воспитывать, учить уму-разуму… Но потом… понял, что бесполезно. У Леши был очень своевольный характер, хитрый. Наверное, смерть родителей повлияла. Хотя Геннадий и пытался заменить ему отца. Но не получалось. Слишком они оказались разными.

— А когда вы видели Мокров… Мокроусова последний раз?

— Вы знаете, очень странно, — ответила Елизавета Васильевна. — Почти десять лет о нем не было ни слуха, ни духа. А тут вдруг — в декабре прошлого года объявился… С подарками, возмужавший. Сказал, что работает на Севере, в каком-то «шахтоуправлении». Много шутил, смеялся. Несколько раз приходил.

— А расспрашивал что-либо о Геннадии Сергеевиче?

— Ну, конечно! Все-таки не чужие. Но встретиться им так и не довелось.

«Как знать, — подумал Днищев. — Мокровец ничего не делает просто так. „Шахтер“!»

— И после смерти Просторова он больше не появлялся? — спросил он, уверенный в ответе.

— Нет, заходил еще раз, — неожиданно ответила она. — Не далее, как три дня назад. Интересовался, как я живу. А как мне жить? Только воспоминаниями…

— Вы ему ничего не рассказывали… допустим, о друзьях Геннадия Сергеевича? Обо мне?

— Не помню, кажется, да. А что же тут скрывать?

— Конечно, — согласился, скрипя сердцем, Днищев. Все ясно: акции Мокровца против «Русского Ордена» будут продолжены. Видно, именно на это его ориентируют «хозяева». Но что он вынашивает, какие планы? И Елизавета Васильевна… ее нельзя здесь оставлять.

— Вы не хотели бы отдохнуть в каком-либо пансионате? — спросил он. Сейчас самое время, май, все начинает цвести и пахнуть. Хотите, я устрою вам путевку в Подмосковье? О деньгах не беспокойтесь, вы заслужили отдых.

— Я уже заслужила место на кладбище, — засмеялась она. — Нет, право, это напрасные хлопоты.

— И все же подумайте. Когда Мокроусов обещал прийти снова?

— А он ничего не обещал. По-моему, Леша вообще собирался куда-то уехать.

— Ну хорошо. Вечером я приду снова и мы поедем в пансионат, — произнес Днищев, поднявшись. — Считайте, что такова