Её запретный рыцарь - Рекс Стаут

Он держался с подчеркнутым уважением, а его заботливость казалась вполне искренней, и Лиля, утомленная всеми своими тревогами, расчувствовалась. Да и кто она такая, думалось ей, чтобы презирать всех подряд?

— Не знаю, — наконец ответила она, когда он в очередной раз повторил свой вопрос. — Вам следует помнить… что вы говорили мне… и что сделали. Лучше всего вам выйти на следующей остановке. Нам ведь на самом деле не по пути?

— Умоляю вас забыть о том, что я сделал, — проникновенно сказал Шерман. — Я понимаю, что вел себя более чем опрометчиво, но не без причин. Вы должны знать, что я ваш друг и хотел бы оставаться им впредь. Не буду кривить душой — это далеко не все, чего бы я хотел. Но если вы не позволите мне стать для вас больше чем другом, я удовлетворюсь и этим. А сейчас я не могу позволить, чтобы вы шли домой одна. Вы так ослабели, что едва стоите на ногах.

Он продолжал говорить в такой манере несколько минут, пока поезд, покачиваясь, двигался в северном направлении. Лиля откинулась на спинку сиденья, полузакрыв глаза.

Голос Шермана долетал до нее сквозь монотонный стук колес, наполняя ее ощущением безопасности и уюта. Слова были едва слышны, звучали неразборчиво, но интонация казалась очень теплой, дружелюбной — и как же сейчас ей это было нужно!

Поэтому она его не прерывала, хранила молчание и лишь смутно помнила о той угрозе, которую совсем недавно почувствовала в его голосе и взгляде.

На остановке «104-я улица» Шерман поднялся, и девушка вдруг поняла, что приехала. В дверях вагона она обернулась, чтобы поблагодарить своего спутника, но он помог ей спуститься по лестнице и пошел рядом по Сто четвертой улице.

— Вам не кажется странным, что я знаю, куда идти? — улыбнулся он. — Не удивляйтесь. Сколько раз я стоял под вашими окнами, когда вы думали, что я где-то далеко от вас, — или, скорее, вовсе обо мне не думали!

— Мистер Шерман! — предостерегающе воскликнула Лиля.

Они остановились у подъезда старомодного, мрачного, каменного дома. Лиля поднялась на несколько ступенек и посмотрела на мужчину сверху вниз.

— Простите меня. — В голосе Шермана звучало искреннее раскаяние. — Но вы ничего мне не ответили.

На то, что я говорил в поезде. В моих предложениях нет ничего оскорбительного — если только я вам не противен.

— Нет. Думаю, вы мне не противны, — промолвила Лиля. Она очень устала, ей хотелось побыть одной, и она заставляла себя отвечать ему вежливо.

— Так вы остаетесь моим другом?

— Думаю, да.

— И даже пожмете мне руку на прощанье?

Лиля замялась и поежилась — возможно, от холода.

Наконец она неохотно протянула руку.

Как только Шерман коснулся ее пальцев, она отшатнулась, бросив: «Всего доброго и благодарю вас», и скрылась в подъезде.

Шерман с минуту стоял, глядя на захлопнувшуюся за ней дверь, потом резко повернулся и зашагал по улице. На авеню Колумбус он зашел в салун и заказал себе бренди.

«Один Бог знает, как мне это сейчас надо, — пробормотал он. — Маленькая чертовка! Нет, я в такие игры не играю. Мне слишком трудно сдерживаться.

Есть другой путь — опаснее, но и короче. Дружба! Я тебе покажу немного другую дружбу!»

Он сделал знак бармену и заказал еще бренди, хитро посматривая на свое отражение в зеркале напротив.

Затем, осушив второй бокал, он вышел из салуна, пересек улицу и на станции надземки сел в поезд, идущий в сторону деловой части города. Через тридцать минут он вернулся в «Ламартин».

Вестибюль был почти пуст, время вечерней толчеи еще не наступило. Шерман порыскал взглядом в поисках кого-нибудь из Странных Рыцарей и, наконец, осведомился у красотки из табачного ларька насчет Ноултона. Она сказала, что он в вестибюле не появлялся, и Шерман отправился ужинать, вполне удовлетворенный тем, как прошел день.

Но ему было суждено испытать горькое разочарование — завтра на смену чувству удовлетворения придет отчаяние.

На следующее утро Странные Рыцари не скрывали своего торжества: Ноултон внял их предостережениям.

Ясно было, что он их испугался. И у них теперь не осталось сомнений, что мисс Уильямс — их собственность.

Догерти появился в одиннадцать часов и подошел к столу Лили, чтобы поздороваться. Он встревожился и удивился при виде ее бледных щечек и покрасневших от слез глаз.

— Вы заболели? — напрямик спросил он.

— Не то чтобы заболела, — ответила девушка, силясь улыбнуться. — У меня был приступ мигрени, но сейчас все в порядке.

Догерти пробурчал что-то невразумительное и проследовал в угол, где заседали Странные Рыцари. Он прибыл последним. Дюмэн, Дженнингс и Дрискол развалились на кожаном диване, а Шерман и Бут стояли, прислонившись к мраморным колоннам. Они хором поздоровались с Догерти.

— Бонжур. — Он манерно поклонился. — Как наш Дюмэн?

— Отличный, — улыбнулся коротышка-француз.

— На самом деле, — заявил бывший боксер, — я когда-то собирался выучить французский. Мне нравится, как он звучит. «Мосье», например, гораздо аристократичнее, чем «мистер».

— Тогда бы ты, — вставил словечко Дрискол, — говорил по-французски лучше, чем Дюмэн по-английски.

Если бы человека можно было посадить на электрический стул за убийство языка, наш общий друг давно бы превратился в угольки.

— Шути-шути. — Дюмэн поднялся и с наслаждением расправил плечи. — Однако он ошень хитрый — этот английский. Я это не понять.

— Так уж и не понять, — рассмеялся Дженнингс. — Когда шли разборки с нашим недавним приятелем Ноултоном, ты этого не говорил. — Он повернулся к Догерти и добавил: — Между прочим, ты его не видел?

— Кого? Ноултона?

— Да.

— Ответ только один — нет. — Догерти усмехнулся, как будто сама мысль об этом была абсурдной. — И, поверьте мне, не увижу, по крайней мере в «Ламартине».

Когда я говорю какому-то парню, чтобы он отваливал, — повторять не приходится.

— Не будь таким самоуверенным, — посоветовал Бут. — Он ведь только вчера не приходил — а сегодня еще целый день впереди.

Догерти смерил его презрительным взглядом.

— Слушай-ка, — выразительно проговорил он, — если этот Ноултон еще хоть раз здесь появится — а я думаю, что теперь он сюда ни ногой, — мы его съедим со всеми потрохами.

— Дьяволь! Мой бог!

Эти слова принадлежали Дюмэну, и его голос был полон тревоги и удивления. Все повернули головы туда, куда он смотрел, и увидели Ноултона. Он вошел через главный вход, проследовал к центру вестибюля, а затем остановился у стола Лили!

Странные Рыцари отреагировали на это по-разному — каждый в соответствии со своим характером.