Убийство в университете - Фейт Мартин

Ключ повернулся легко, как по волшебству.

Джанин медленно толкнула дверь и вошла. Хиллари шагнула следом.

Они встали как вкопанные, хватая ртом воздух.

В уголке приютилась маленькая раковина и совсем крошечная плита в белой эмали. И духовка, и плита сияли чистотой. Вдоль одной стены тянулся огромный комод черного дерева, вдоль другой — туалетный столик ему под стать.

Но взгляд притягивало совсем другое: огромная, о четырех столбиках кровать, занимавшая весь центр комнаты. Кровать — и еще отделка.

Комната представляла собой упоительное сочетание нежного сиреневого, небесно-голубого и кремового цветов. Как будто целая команда дизайнеров интерьера потрудилась над ней, и буквально пять минут назад завершила свой проект. Между высоких кроватных столбиков ниспадали безупречные голубые полотнища ткани, постельное белье отливало бледной сиренью. Кремовый ковер был чист — ни пылинки. Комод и небольшой кофейный столик на гнутых ножках были украшены букетами кремовых роз в узорчатых хрустальных вазах.

Эта комната явно не сдавалась внаем. В ней не было ни книжных шкафов, ни стола, ничего из того, что приличествовало бы прилежной студентке. На скромном столике у раковины не громоздились жестянки с зерновым и молотым кофе. Комната казалась миражом: оказаться в таком месте на самом деле было все равно что откусить от пирога с мясом и найти в нем бриллиант.

В воздухе тонко пахло лавандой: рядом с выключателем Хиллари заметила воткнутый в розетку освежитель воздуха, который усердно распространял тонкий аромат.

Все здесь кричало о стиле. Об элегантности. Все здесь кричало о Еве Жерэнт.

Не говоря ни слова, Хиллари подошла к шкафу и обнаружила, что он битком набит ночными рубашками в рюшах, пеньюарами, тонкими, почти прозрачными шелковыми сорочками с глубоким вырезом на груди. Все это великолепие удивительным образом соседствовало с байкерскими нарядами в коже и цепях, облегающими брючными костюмами и форменными нарядами. Формы было много. Школьное платье, халатик медсестры, парадный наряд оксфордского студента и даже вроде бы настоящий костюм женщины-полицейского середины века.

Джанин шагнула к комоду, натянула перчатки и принялась оглашать содержимое выдвижных ящиков.

— Наручники, смазка, лубрикант, дилдо, еще дилдо, презервативы — столько и в автомате не найдешь… В общем, все что душеньке угодно, — насмешливо хмыкнула она.

Хиллари кивнула. Взгляд ее был прикован к содержимому шкафа.

— Что ж, теперь мы, по крайней мере, знаем, откуда у нее деньги, — ровным голосом сказала она.

Ева Жерэнт была проституткой.

О нет, на панели она не стояла. Если Хиллари представляла себе Еву хоть сколько-то точно — а Хиллари казалось, что она уже начала понимать девушку, — она, разумеется, была индивидуалкой. Никаких сутенеров. Невозможно было даже вообразить, чтобы Ева Жерэнт кому-то подчинялась, глотала унижения или покорно смотрела, как все нажитое непосильным трудом утекает в карман громилы с большими кулаками. Может быть, она разозлила местного заправилу? Нет, будь так, он для начала поучил бы ее, наглядно продемонстрировав всю пагубность стремления к независимости.

Да и потом, это явно не уровень средней проститутки. Хозяйка этой квартиры отбирала клиентов чрезвычайно придирчиво. Любителям жесткого секса Ева наверняка отказывала (никому и ничему она не позволила бы испортить свое великолепное тело), каких бы денег они ей ни предлагали. Была осмотрительна — отсюда и презервативы. Незащищенный секс, перспектива ВИЧ — где угодно, но только не во владениях Евы Жерэнт.

И даже при этом у нее хватало клиентов, которые готовы были оплатить ее благосклонность. И клиенты платили щедро.

Вздохнув, Хиллари закрыла дверцу шкафа.

— Вызывай криминалистов, Джанин, — сказала она.

Там, в колледже, она вызвала криминалистов на свой страх и риск — негоже тратить дефицитные ресурсы на то, что в итоге может оказаться смертью по естественным причинам, самоубийством или гибелью в результате несчастного случая.

Но нынешняя находка все меняла.

Проституток убивают чаще, чем кого бы то ни было. Их не щадят. Такова правда жизни — и смерти.

Да, появление этой квартиры все меняло. Хиллари вздохнула, достала телефон и позвонила в участок.

Главный инспектор уголовной полиции Мэл Мэллоу молча выслушал полный отчет о ее расследовании. День уже близился к вечеру, и свет солнца уступал место сумеркам.

Хиллари терпеть не могла зиму — не за холода, но за этот тусклый серый свет, который высасывал из нее все силы.

— Значит, ты уверена, что она торговала собой, — подытожил Мэл, когда Хиллари закончила.

— И брала недешево, — уточнила Хиллари. — Да, сэр. Совершенно уверена.

Она догадывалась, что порой женщины заводят себе секс-игрушки, чтобы добавить перчику в личную жизнь. Некоторых мужчин это заводит. Но чтобы одна-единственная пара — девушка и ее парень развлекались с таким размахом — нет, это уж чересчур. Тут явно был целый бизнес.

— Я думаю, надо сообщить в наркоконтроль, — произнесла наконец Хиллари, стараясь, чтобы это прозвучало неохотно. Это все равно стоило ей долгого пристального взгляда Джанин, но в глазах сержанта она ничего прочесть не могла.

Копы не любят прибегать к помощи чужих отделов, но протокол есть протокол, и временами он ясно этого требует. И эти времена явно наступили.

— Реджису? — спросил Мэл, и Хиллари так и подпрыгнула. На какое-то мгновение ей показалось, что начальник прочел ее мысли. Или это все ее нечистая совесть?

Инспектор Майк Реджис появился на горизонте во время прошлого расследования убийства, которое, как выяснилось, имело самое прямое отношение к наркотикам. Сдержанный, уверенный в себе инспектор произвел на Хиллари неизгладимое впечатление. И дело было не в приятной внешности — не было в ней ничего особенного, — а в том, что оба они, и Хиллари, и Реджис, мыслили одинаково, принадлежали к одному поколению и разделяли общие взгляды на жизнь.

При мысли о нем у нее начинало сосать под ложечкой.

Между ними ничего не было, так, разве что совместная выпивка после удачно завершенного дела, однако Хиллари понимала, что Майк Реджис прочно завладел ее мыслями. И вот, пожалуйста, она уже просит пригласить наркоконтроль, изо всех сил притворяясь, будто это внезапное стремление к продуктивному взаимодействию с другими отделами не имеет никакого отношения к Майку Реджису.

— Сэр, — невыразительно произнесла она. Нет уж, сама она лезть в это не станет, хоть убейте. Пусть Мэл сам звонит.

— Я переговорю тут, — неопределенно пообещал Мэл, и Хиллари длинно неслышно выдохнула.

— Сэр, — снова произнесла она, гадая, в какой момент упадет занесенный топор.

Впрочем, она не ожидала, что он снимет ее с дела. У него не было на то ни единой причины. Расследование, объектом которого была Хиллари, давно закончилось, а для этого дела она подходила лучше всех. И оба