Дневник Кристины - Алексей Владимирович Сабуров

Что тут началось! Лицо покраснело… Нет, правильнее написать: побагровело. Кулаки сжались. Я услышала его громкое дыхание, точно ему не хватало воздуха.

– Ересь!

Это, наверное, единственное, что я запомнила из его потока слов. Многократно произнесенное «ересь».

Я отстранилась и ждала, когда он закончит. Он договорил про свое отношение к нашему жалкому Театральному, из которого ни один выдающийся актер не получился, развернулся и пошел от меня широкими шагами.

Я недоуменно уставилась ему в спину.

Костя ушел метров на тридцать и остановился. Я внимательно смотрела, что будет. Наверное, прошла минута, как он развернулся и пошел обратно. Уже не так быстро. Подошел ко мне. Уже не красный, как кусок говядины. Обнял и зашептал в ухо:

– Прости, прости…

– Что это было?

– Не обращай внимания, моя глупость. Прости, прости…

Полез целоваться. Я ответила.

Что это? Наша первая ссора? Как будто на ссору и не тянет. Надо ли мне беспокоиться, или просто человека довели туповатые студенты?

…

Алисы просто нет. И я начинаю к этому привыкать.

6 марта

Выходной. Катались на лыжах. Прямо рядом с домом на горе Уктус. Здесь красиво, сосны высоченные. Сегодня были соревнования, и с трамплина летели лыжники в ярких комбинезонах. Понаблюдали. Мы же на беговых. В этом году не каталась ни разу. До этого физра на лыжне была каждый год, а в Театральном попроще с этим. Но так было здорово! Костя, хоть и сам предложил, держался на лыжах, как… кто там на льду? Корова или лошадь? Падал с любой горки, да и без нее тоже. Но было весело. Солнце светило, и уже таким щедрым теплом, что хотелось сбросить курточку. Щеки горели то ли от движения, то ли от веселья. Спустились к выходу все в снегу.

Костя сдал инвентарь в прокат, а у меня лыжи свои. Он предложил донести их до дома. Тем более тут недалеко. Идем по моей деревне. И она уже не кажется таким убогим местом. Под ярким солнцем сияют металлические крыши, некоторые новые дома вообще как элитные коттеджи, да и новоокрашенные домики выглядят ярко и привлекательно. Не все, конечно…

И вдруг вижу – навстречу идет Ната. Она меня увидела, обрадовалась. Ускорилась. Да, я с ней уже месяц не общалась. Сначала Алиса пропала, потом Костя у меня появился. Но Костя сразу обратил на нее внимание:

– Это кто?

– Моя подружка, Ната.

– Давай мы не будем с ней разговаривать.

– Почему?

– Просто проходим мимо.

Он крепко сжал мой локоть и стал меня подталкивать. Мы прошли не останавливаясь. Я только растерянно улыбнулась ей и сказала, что потом встретимся и поговорим. Ее лицо выглядело обиженным.

– Что с тобой? – по дороге сразу спросила я.

– Нам с тобой так хорошо сегодня, не хочу ни с кем делить твое внимание.

Странно как-то.

Потом я показала ему свой дом, отчаянно боясь, что папа или мама выглянет в окно. Ну вот! Сама чего-то стесняюсь, а на Костю грешу. Думаю: когда мы уже перестанем бояться показывать друг друга?

7 марта

Сегодня понедельник, но в стране сделали выходной, так как завтра праздник, и работать один день никто все равно не будет. Чтобы завтра отдыхать, сегодня надо было подготовиться. Убирали все вместе дом, даже папа подключился. Затем готовились к праздничному обеду. Как всегда, к нам придут гости: друзья и родственники родителей. А у армян их, мягко говоря, немало. Только к вечеру уже удалось закончить все приготовления к султанскому пиру… ну, если судить по количеству еды.

Только я развалилась на кровати, почитать пропущенные за день эсэмэски, как увидела входящий звонок. От Рокотова! Я с ним даже в институте почти не общалась.

Пьянущий голос. Я хотела его отключить, но, оказывается, он где-то узнал мой адрес и сейчас стоит под моими окнами. Вот только этого мне не хватало! Пришлось выйти, чтобы выпроводить его. Папа, конечно, замахал крыльями – куда это я? Поэтому я схватила Сашу за рукав и потащила за угол соседнего дома, чтобы никто его не видел и не слышал.

Я привыкла видеть Рокотова щеголеватым, уверенным, заносчивым даже. Но сейчас он был жалок. Еле стоял на ногах, зимняя куртка в грязи, крупные слезы на щеках. Я на него наорала, что он приперся сюда, да еще в таком виде. Он хлюпал носом и говорил:

– Это моя вина. Алису я убил.

Я насторожилась.

– Что ты несешь?

– Если бы я ее тогда не предал, все бы было по-другому. И все можно было вернуть. Алиса звонила, умоляла о встрече. Говорила, что может еще простить меня. А я был просто невменяем. Она сказала, что мне назло найдет парня за двадцать четыре часа.

– И почему ты думаешь, что Алиса мертва?

– А разве нет? Из дома сбежала? Это я послал ее прямо в руки маньяка.

– Так ты знаешь что-то о ней конкретное или нет?

Лицо Рокотова было отвратительно в пьяной истерике. Он продолжал мямлить про свою вину.

– Соберись и иди в общагу. Да, с этим тебе жить всю жизнь. Молись, чтобы Алиса вернулась.

Я вернулась домой в гневе на это ничтожество. То он разбрасывается девчонками, как аристократ перчатками, то не может сохранить лицо от жалости, и ведь в первую очередь – к себе. Успокоилась лишь сейчас, когда записала все и разобралась, почему меня так трясет.

8 марта

Сегодня случилось нечто странное и страшное. Я в жутком раздрае. Но попробую написать все подробно и по порядку, чтобы успокоиться и разобраться.

Первые полдня прошли неважно, даже описывать не буду. Все как всегда. Букетик от папы, коробка конфет от дяди Самвела, восхитительная гата тети Сюне на богатом столе. Много вина и взрослых разговоров. Еле дождалась возможности сбежать. Но после шашлыка папа раздобрел и отпустил.

Костя уже ждал меня на остановке на Ленина. Тюльпаны я не особо люблю, но понимаю, что в этот день особого выбора у мужчин за адекватные деньги и нет. Он замотался в шарф, будто с утра меня тут ждал. Мы прошлись немного, и вот здесь он меня огорошил. Сказал, что снял номер в гостинице, и мы можем не слоняться по холоду, а провести вечер в тепле и наедине.

Я чувствовала, что он не