Смерть в изумрудных глазах - Анна и Сергей Литвиновы

Диме случалось брать интервью у подростков, и он прекрасно усвоил: слова их обычно надо делить минимум на два. И даже то, что кажется правдой, обязательно проверять.

Однако Тим предъявил не рассуждения — факты. Голые факты. И неубиенное доказательство.

По-хорошему, прямой и самый верный путь — идти с ними в полицию.

Немедленно.

Но только, если возбуждают уголовное дело, журналисту мигом перекрывают кислород.

А молчать об истинной подоплеке дела нельзя никак. И Тимка, и Димон с ним были полностью согласны.

Тогда Полуянов после недолгих раздумий вступил с мальчишками в сговор.

Сегодня ночью — рейсом в 2:55 — он улетит в Москву.

— Часов в семь утра буду дома, за воскресенье отпишусь. Текст могу вам прислать — чтоб убедились: все правильно, не наврал. А как только статья выйдет — в понедельник или вторник, — все материалы сразу в полицию направлю. Сможете до этого времени язык за зубами держать?

— Я бы лучше пошел и убил его. Сам, — мрачно сказал Тимоха.

— Тогда преступником станешь ты. А нам надо — чтобы он пострадал и поплатился. У «Молодежных вестей» тираж почти миллион. Поверь: слово его ударит гораздо больнее.

* * *

Вкусности в Мурманске советовали покупать в отдаленных от центра, нетуристических магазинах. Полуянов туда, конечно, не попал. И на самолет опаздывал — так что еле успел похватать первое, что попалось, в зоне вылета.

К счастью, икра и соленая треска оказались вкусными. Надя была довольна.

И радовалась, что Дима всего два дня отсутствовал — улетел в четверг, вернулся почти что в субботу. А воскресенье у них традиционно «семейный день».

Когда Полуянов объявил, что все совместные мероприятия отменяются, ему отписываться надо, возмутилась:

— А в понедельник нельзя?

Стал объяснять: тема горячая, нужно действовать срочно, — обиделась, расплакалась. Ледяным тоном отрезала:

— Ладно. Делай что хочешь.

Отдыхать после перелета и бессонной ночи Дима не стал. Половину воскресенья сидел за компьютером. Дальше — отправил текст главному и поехал к нему домой. Убеждать, что публикация материала не терпит отлагательств.

Главнюга долго ворчал. Колебался. Предрекал:

— Подставишь ты газету. Под иск за клевету.

— Да. Не исключено. А что делать?

— Ну надо как-то краски смягчить… сказать, что версий все-таки несколько…

— Вы читали статью? Сами как считаете — кто виноват?

Главнюга насупился. Дима прекрасно понимал, что у него на душе. «Бомбу» — да, хочется. А неприятностей потом — нет.

— Ничего смягчать я не буду, — твердо сказал журналист. — Хотите — печатайте. Нет — в «XXL» отдам. Они с руками оторвут.

— Ты мне не угрожай, — проворчал.

Поразмышлял пару томительных секунд и принял решение:

— Ладно. Езжай в редакцию. Ставь срочно в номер — на завтра.

В итоге домой Дима вернулся совсем поздно.

А Надюха, видать, весь день копила обиду и с порога ему сделала предъяву.

Из множества ее нелепых обвинений Дима признал единственное: он действительно уделяет их ребенку не так много внимания. И опрометчиво пообещал: в эту ночь у Нади «отсыпной», а сына он полностью возьмет на себя.

Митрофанова победоносно усмехнулась. И прибавила (довольно злорадно):

— Ну тогда держись. У Игната, кажется, зубки режутся.

— А ему не рано? — удивился Полуянов.

— По науке положено от четырех до семи месяцев. Но наш ребенок, похоже, вундеркинд. Да и десны у него набухли.

Дима, перед ночью на боевом дежурстве, выпросил дополнительный час свободы. Произвел закупки. Себе крошечный коньячок в пятьдесят миллилитров, а сыну — новую погремушку и детский гель с анестетиком.

— Пф, — хмыкнула Митрофанова, когда увидела. — Спросил бы. У меня такой есть. Игната не берет.

— Слушай, а может, по старинке? В деревнях вон капельку самогона в молоко добавляют — и спит ребенок спокойно.

— Ты издеваешься?

— Вообще ни разу. Мальчику скоро во взрослый мир, пусть с пеленок привыкает к соблазнам.

— Дима! Какой самогон?!

— Я и предлагаю — вместо него хороший коньяк.

— У него нервная система сейчас формируется!

— Да все у него сформировалось давно, а одна капелька — в терапевтических целях — не повредит.

— Вот это да, вот это называется помощь, — сразу начала возмущаться. — В жизни я на тебя ребенка не оставлю, если ты его спаивать собираешься!

Надя всегда была — на взгляд Полуянова — излишне правильной. Но раньше хотя бы шутки понимала. Так что пришлось клясться: никакого, конечно, коньяка — и жесткие методы доктора Спока он тоже применять не будет. Только укачивать и уговаривать.

Отбой у Игната строго по режиму — в двадцать один ноль-ноль, час перед сном ребенку полагалось гулять.

Полуянов отказался от ужина и приложил все силы, чтобы прогулка получилась максимально насыщенной. Никакой дремы в коляске — таскал на руках, вот, Игнатушка, птичка, бибика, собачка. Сын с удовольствием вертел головой, не капризничал и уже через полчаса начал позевывать. Однако Дима продолжал его «грузить» — в итоге умотал настолько, что младенец отключился, даже не закончив вечерней трапезы у Надиной груди.

Она сразу затрепыхалась:

— Не наелся. Плохо спать будет.

— Зато точно без колик, — утешил Дима.

Переместил мирно сопящего Игната в кроватку и снова пожертвовал ужином — в этот раз без сожалений. Соскучился он по Надьке и ее налитым молоком персям. По счастью, любимая чувствовала себя виноватой за сегодняшний скандал и с удовольствием ответила на его ласки. Когда отдыхали рядышком в постели, широко зевнула:

— По-моему, твои «сонные капли» начинают действовать.

— Спи, спи, любимая. Я на посту.

Кроватку Игната он заранее перекатил в гостиную — чтобы сегодня ночью малыш Надю точно не потревожил.

— Молоко в холодильнике, прямо в бутылочке. Разогревать его надо до температуры…

— Да знаю я, знаю. Отдыхай.

Перебрался в большую комнату. Игнат скривил во сне недовольную рожицу, заворочался. Дима покачал кроватку, сказал ласково:

— А ну-ка, цыц.

Словечко, давно приметил, на сына действовало успокаивающе.

Сейчас малыш тоже улыбнулся, успокоился, раскинул ручки, засопел.

А Полуянов разогрел давно остывшие отбивные, открыл кроху-коньячок и уткнулся в телефон.

Начал с того, что снова внимательно просмотрел верстку статьи, придраться ни к чему не смог. И только собрался минут на двадцать отвлечься любимой старенькой игрой-стрелялкой, как Игнат завопил. По традиции громогласно и без предупреждения. Дима от неожиданности пропустил удар, потерял «жизнь» — ладно, плевать, — кинулся к ребенку. Но, вероятно, недостаточно быстро — децибелы за какие-то секунды успели достигнуть максимума.

— Не злись. Тут я. — Взял на руки.

Личико окончательно скислилось, визг начал переходить во все более оглушительный скрежет.

— Да, я не мама. Но она спит. Не надо ее будить, — строго сказал Полуянов.

Сын вроде