Современный зарубежный детектив-14. Книги 1-22 - Себастьян Фитцек

выливавший на себя столько одеколона. В тот раз – как, несомненно, и сейчас – он носил такой приторный и навязчивый запах, что ей представлялось, как над ней в машине витает мультяшное облачко, источающее миазмы притворной учтивости.

Да, она находилась в машине. Чем и объяснялась причудливая лента деревьев, проносящихся за окном, и ужасные голоса по радио вперемешку с музыкой. И машина эта, как она подозревала, была серебристым внедорожником, на разложенном заднем сиденье которого она лежала во весь рост. Ей не хотелось думать о том, как Пикенс ее укладывал, и сколько времени прошло с тех пор – час? двенадцать часов? вряд ли больше, – она терпеть не могла строить догадки, и твердо знала лишь одно: ее везет в неизвестном направлении Артур Пикенс, эсквайр, должностное лицо, в обязанности которого входит содействие правосудию и соблюдению закона, безусловно, против ее воли и, очевидно, без ее согласия.

Однако она понимала, что не в том положении, чтобы возражать.

Теперь она хотя бы полностью проснулась. Она лежала головой вперед, ногами назад, одно запястье, левое, и одна лодыжка, правая, были пристегнуты чем-то тонким и гибким, но прочным к чему-то в машине. Она не могла разглядеть, к чему именно: то ли к какой-то части машины, то ли к чему-то лежащему в салоне, но ей удалось поднять руку настолько, чтобы увидеть фиксатор на запястье: нечто среднее между кабельной стяжкой и пластиковым кольцом для упаковки на шесть банок пива. Эта штука впивалась ей в кожу, если она пыталась повернуть руку или лодыжку: крайне неприятное ощущение. Очевидно, попытки вывернуться или сломать эту штуку не принесут ей ничего хорошего. Она будет тут лежать, пока ее не освободят, вот и все дела.

Не было смысла показывать, что она проснулась, поэтому она решила разложить по полочкам все, что ей было известно и что еще оставалось в ее распоряжении.

Что осталось в ее номере отеля: дорожная сумка и черный чемодан на колесиках с минимумом одежды – ни там, ни там не было ничего, что могло бы иметь для нее значение в настоящий момент. Это радовало или, во всяком случае, не внушало тревоги, поскольку никто не смог бы установить по этим вещам ее личность – будь то Анна Уильямс-Боннер или кто-то еще, – так что она могла не переживать, что обеспокоенный персонал отеля вызовет полицию в ее пустой номер. (Это в том случае, если персонал отеля вообще проявит беспокойство. Скорее всего, их будет больше волновать неоплаченный счет, чем исчезнувший человек.)

Что не радовало: нейлоновой сумки на поясе у нее больше не было, а это означало, что вся ее наличность теперь находилась в распоряжении Артура Пикенса вместе с париком, спортивным костюмом, который все еще был на ней, и, что самое важное, ее физическим телом.

В распоряжении.

Темнело. По всей вероятности, это был вечер того же дня. В доме Пикенса она провела самое большее полчаса. И все равно попалась. Что заставило его вернуться раньше, чем вчера? Какие-то дела? Или он каким-то образом узнал, что она приехала в Афины и планировала покушение на его дом и жизнь? Уж не ждал ли он ее? И если да, то с каких пор? Не с тех ли, как послал письмо Вэнди на адрес «Макмиллана»? Или даже с тех, как отправил отрывки рукописи ей и родителям Джейка?

Теперь ей стало ясно, что эти отрывки и дерзкие послания были не столько предупреждением, сколько приглашением к некой сделке. Очевидно, он хотел, чтобы она пришла к нему, и она пришла! С таким же успехом она могла написать у него на странице «Скоро буду», всем на обозрение! Это была грубая ошибка, и, вполне возможно, фатальная, но зачем куда-то везти ее на машине? Что могло быть такого внутри его внедорожника или там, куда они направлялись, чего не было в его уединенном доме или на территории «Клуба „Гармония“»?

Этого она никак не могла понять, и язвительные мужские голоса по радио, вторгавшиеся в ее мысли, не способствовали пониманию.

Ее правая нога, привязанная за лодыжку, ныла все сильнее, и икру грозила свести судорога. Попытка по-тихому растянуть мышцы, чтобы предотвратить судорогу, не сильно помогла. Она попыталась рассмотреть все находившееся с ней на заднем сиденье внедорожника до последнего предмета, но беспокойство только усилилось: фонарик, полупустая пятигаллонная бутыль воды «Польский родник», брезент и длинная деревянная ручка – пришлось повернуть голову, медленно и осторожно, чтобы убедиться – там лопата. Любой из этих предметов мог лишить присутствия духа человека в ее положении; в совокупности же они внушали серьезную тревогу.

И все же, что бы ни задумал сделать с ней адвокат, она сомневалась, чтобы он мог получить какую-то выгоду, убив и закопав ее. Опять же, если он просто искал место, чтобы от нее избавиться, то эта лента из деревьев над головой указывала на бескрайние лесные массивы. Пикенс не спешил углубляться в чащу. Он не рисковал съезжать на грунтовые дороги или обследовать заброшенные участки в поисках укромного уголка. Он направлялся в какое-то конкретное место.

И кстати. Он не производил впечатления человека, способного на убийство, и явно не действовал в состоянии аффекта. Пикенс был дельцом. Он делал что-то с определенной целью, исключительно ради собственной выгоды, и хотя эти качества формировали не самое благоприятное впечатление, они также указывали на моральный облик, который она лично понимала и даже одобряла. Зачем делать что-то ради кого-то, когда можно сделать столько всего для себя? Это подсказывала простая логика, и это же сберегало массу сил. Пикенс чего-то хотел от нее. В противном случае ее бы здесь не было, и он не взял бы на себя труд заманивать ее обратно в Афины. Что бы ни случилось с ней в итоге, этого не случится до тех пор, пока она либо не отдаст ему то, чего он хочет, либо не убедит его, что он никогда не получит желаемого.

Ей, очевидно, не приходилось выбирать оружие. Но она не сдастся без боя.

Она снова обратила внимание на верхушки деревьев за окном, проплывающие над головой, на темноту, сгущавшуюся за ветвями: ранние сумерки. Когда она покидала Нью-Йорк, солнце садилось около семи вечера, так что сейчас, возможно, было почти столько же. Шесть? Шесть тридцать? Если Пикенс сразу затолкал ее в машину и выехал, они могли быть в пяти часах езды от Афин, по крайней мере, если бы ехали по шоссе. Но дороги, по которым они двигались, не походили на шоссе.