Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - Татьяна Шарпарь

– Ключи, – сказал он строго.

Она подхватила пеньюар и, покачивая бедрами, пошла вглубь квартиры. Поворачивая в спальню, она повернулась к нему лицом и показала средний палец. Алексей остался в прихожей. Стараясь сохранять спокойствие, огляделся. Шкаф, полочка для мелочей, на ней ключи. Это точно не его связка. Вот этот плоский ключик, скорее всего, от наружной входной двери, этот – от какого-то ящика. На крючке какого-то сложного сооружения – он никогда не мог понять его предназначение – висела ее сумочка. Он аккуратно открыл ее и ключей, конечно, не увидел, зато обнаружил мобильный телефон, несколько кредитных карточек и грязный носовой платок. Где могут ключи от его квартиры? Сейчас надо ее убедить их отдать.

В спальне был приглушенный свет, который исходил, казалось, из потолка. Лариса полулежала на широченной кровати, застеленной ярко-красным бельем. Ему было неприятно это все видеть.

– Лариса, давай-ка по-хорошему поговорим, – предложил он, – давай по-человечески. Я больше не хочу с тобой встречаться, просто устал. У меня, понимаешь, чисто мужские проблемы. Я тебе дать ничего не могу.

– Ты что, импотент? – удивилась она.

Он быстро ухватился за эту идею, смущенно наклонил голову, даже, кажется, покраснел.

– Да, так получилось.

Она засмеялась каким-то грубым смехом, закидывая голову, сгибаясь и похлопывая себя по бокам.

– А я-то думаю, почему ты не звонишь, – сказала она после очередного приступа смеха, – а ты у нас, оказывается… – и она вновь захохотала.

Алексей переждал ее веселье и спросил:

– Ну, а теперь ключи отдашь?

– Не-е-ет, не отдам, – все еще веселилась она, – теперь совсем никогда не отдам. Буду приходить к тебе по-дружески, как к своему парню. Ну, постирать там, прибраться, приготовить что-нибудь. А иногда любовника своего приведу, чтоб ты мог полюбоваться, как мы кувыркаться будем. А?

Не умела она ни «постирать», ни «прибраться», а уж тем более «приготовить». После нее в квартире оставался всегда такой отчаянный беспорядок, что он отмывал, отчищал и отскребал грязь неделями. Хотя, может быть, и не она этому причиной, а он сам: его стыд за никчемную связь, за внутреннюю нечистоплотность.

– Так, – серьезно и вместе с тем спокойно сказал он, – или ты отдаешь мне ключи, или я устрою тебе совсем нерадостную жизнь на зоне. Я все знаю про твои махинации с недвижимостью и про кое-какие другие мелочи. Так что давай, как говорится, расстанемся мирно.

Ничего особенного он, конечно, не знал, только догадывался по тому, как лихо идет в гору ее простенький бизнес, который, по самым оптимистичным прогнозам, не должен приносить больших доходов: так, чтобы только на жизнь хватало. Но, видимо, попал в точку. Она испугалась. Бледность, которая вдруг начала заливать все ее лицо, вдруг потускневшие глаза, растерянный взгляд – все выдавало самый настоящий страх. И ладно, и хорошо. Лишь бы ключи отдала. Суетливо подхватив пеньюар, она стала надевать его, путаясь в кружевах, не находя рукой поясок, одновременно пытаясь попасть ногами в тапочки. Наконец, ей удалось одеться, и она быстро вышла из спальни, оттеснив Алексея, как посторонний предмет. Он пошел вслед за ней и через минуту получил связку ключей на массивном брелоке, изображавшем пронзенное стрелой сердце. Интересно, как можно такой предмет носить в сумочке? Тяжело и уколоться можно.

– Прощай, Лариса, – придав голосу как можно больше сердечности, сказал он, – не советую меня искать.

Дверь за ним захлопнулась с такой силой, как будто взорвалась водородная бомба.

Вот теперь от совершенно свободен. Вызволить Наталью из этой непростой истории и жениться!

Наталья слышала, как он вернулся, но не стала выходить из комнаты. Не хотелось и все тут. Было слышно, как он ходит по квартире, останавливается у ее двери, что-то делает на кухне. Наверное, посуду моет, догадалась Наталья, ведь когда он уехал, она оставила на столе его чашку с недопитым чаем и надкусанный бублик на блюдце. Интересно, допил он холодный чай или догадался свежий заварить? А и не интересно вовсе! И вообще, пора спать!