Современный российский детектив - Анна Майская

ветхие, плохо видели, недостаточно слышали, но оказывается точно присутствовали при том, как из дому директора выпрыгнул кто-то в черном.

— Ен как выпрыгне с двери, да так высоко подскочив, я только хвост длинный увидела.

— А я рога на голове и морду как у козла. И он скок-скок и в огород, а там через прясла и в лес побёг.

— Вы утверждаете, что это был чёрт, похожий на козла, высоко прыгал, был с хвостом и рогами?

— Утверждаем, милай, утверждаем.

— Я креститься начала, а Семеновна приговаривать:

— Чур меня, чур, меня.

— А он?

— А он поскакал, да так быстро, что мы и повернуться не сумели, ноги отнялись от страху.

— До сих пор штаны мокрыи, поменять не могу.

Вносить в протокол такие показания Юра постеснялся. Но Алексей сказал ему:

— Гражданочки утверждают, следовательно мы обязаны их показания запротоколировать.

Весь районный отдел ухохатывался над взятыми показаниями. Только старый ветеран милиции послушал и сказал:

— Не грохочите, голосовые связки пригодятся, а на моем веку такой случай был.

Молодежь замолчала. Правда или нет, но это успокоило развеселившихся следаков.

ГЕЛЕНДЖИКСКИЙ СЮРПРИЗ

Григорий Сергеевич, Константин Петрович и Миша лихо подкатили к гостинице. Номер сняли крутой и вообще во время своей поездки многому научились, по крайней мере как можно небрежно, играя ключиком от комфортабельного номера, не спеша подниматься по лестнице и смотреть на женские глазки, измеряющие тебя с ног до головы, точно собираясь сшить им по костюму.

Вот и сейчас в вестибюле Григорию показалось, что на него обращает внимание совсем юное существо женского рода. Эдакий голенастый цыпленок лет семнадцати, в кое как прикрываемом сарафанчике ее голое тело. Она прямо нос вытянула в его сторону и потянулась руками. Не поймай он ее, упала бы.

— Вы рискуете сломать себе голову, — молвил шокированный любитель женского пола.

— Держите меня покрепче, прижмите к себе, погладьте спинку, — командовала узурпаторша, находясь в его огромных лапищах.

— Да не свою спинку, а мою гладьте.

Бедный Григорий Сергеевич начал усердно тереть извивающуюся молодайку, пока не дошел до нижней части спины и там внезапно обнаружил, что попал в овальный рельеф, разделяемый посередине впадиной.

— Ой, — взвизгнуло легкомысленное существо! — Вы почему меня лапаете?

— Я лапаю? — удивился уязвимый поддерживатель падающих женщин.

— Я вас подхватил, когда вы падали.

— Как прекрасно сказано, — прокартавила дама, неизвестно откуда появившаяся. — Вам понравилась Инна? Это моя дочь. Меня зовут Иоланта Владимировна.

— Григорий Сергеевич, — тускло произнес не обрадованный появлением мамаши герой по спасению девиц.

— Вы давно приехали?

— Только сейчас.

— Какой у вас номер?

— Суперлюкс.

— Как прекрасно. Там видно много комнат, а мы с Инночкой пока еще не устроены. Вечером освободятся номера. Вы не пригласите нас до вечера к себе?

Григорий расстроился, но не показывать же дамам, что он против их присутствия.

— Пожалуйста, идемте. Только у меня двое друзей с собой.

— Ах, как интересно. У меня тоже есть подруга.

— Амалия! — позвала Иоланта кого-то.

С кресла из-за пальмы начала подниматься женщина. Кругленькая, жирненькая, большая, как бочонок.

— Вы определились с жильем? — спросила она подругу.

— Временно, да.

— Ничего нет более постоянного — как временное, — процитировал Колобок.

Но шла она довольно быстро и легко.

— Эко телеса наела. Куда ей по курортам шастать? — думал печально Григорий Сергеевич, входя в свой номер.

У Миши округлились глаза. Он молчал, не способный вымолвить слово.

— Приветствуем вас, — сказала за всех Иоланта.

Она ринулась в туалет и открыла дверь настежь. На толчке сидел Петрович с выразительно — вывалившимся на колени хозяйством.

— Пардон, — извините.

Она без тени смущения доложила о пикантном состоянии товарища и встала у двери, ожидая его выхода.

Костя, оскандаленный своим непрезентабельным видом, тоже не желал выходить ко всем. Потом он ринулся через другую дверь в спальню.

Женщины щебетали о море, прогулке, обеде.

Скорбная животом Иоланта, как ни в чем не бывало присоединилась, после посещения туалета, ко всем остальным. Натиск противника был скоропалителен и продуман. Не успели хозяева глазом моргнуть как уже шли в сопровождении дам в ресторан, утолять голод.

Сели за большой стол.

— Моя дочь ест как птичка, что-нибудь поклюет и сыта.

— Я не люблю птичек, — мрачно выразила отношение к еде Амалия — Колобок. Я люблю существенное, объемное.

— А мне лишь бы вкусно.

Официант подал меню. Несколько экземпляров.

Мужчины остановились на лососе, картофеле, оливках и кофе. В придачу бутылочку водки.

Женщины повторили то же, но добавили ростбиф, что-то не выговариваемое по-французски, омаров, коктейли, пирожных, конфеты, ананас, шампанское, и зачем-то люля кебаб.

— А это к чему? — спросила мать свою крошку.

— Хочу попробовать его в местном ресторане.

— Но три порции.

— Вы тоже со мной отведаете.

Вскоре стол стал похож на свадебный. Еще добавлено было множество овощей и пир начался. Инна действительно попробовав, поклевав, по выражению матери, с кислым видом отставляла блюдо в сторону. Скоро таких отрицательных проб оказалось не менее десяти. У скуповатого Григория поползли мурашки жадности.

— Зачем заказывать, если не ешь?

— А тебе, папашка, жалко?

— Какой я тебе, девочка, папашка, у меня имя есть.

— И годы в придачу.

— Скорее дедушка, я неправильно выразилась.

Сергеевич побагровел, мать это заметила и стукнула нахалку по спине.

— Замолчи, скверная.

Та молча развернулась, отвалила увесистую пощечину и произнесла:

— Заткнись, неумная. Скажи спасибо мне, что сидишь в ресторане.

Колобок, уже довольно в подпитии, вступилась за мать.

— Как ты посмела, шилохвостая, мать ударить? Святое самое в жизни — мать.

— Кончай трепаться, жирная кобылка, — заорала на нее Инна.

Скандал перерос в потасовку.

Жирная Амалия никак не могла ухватить за короткую стрижку резвую молодую девицу, та же схватив ее волосы, водила свою жертву вокруг стола и время от времени шлепала по жирной спине. Наконец, та ухитрилась и схватила ее за сарафанчик. Лапищи были здоровыми, сарафанчик мало-мальски держался на плечиках и когда разъяренная шароподобная матрона дернула его на себя, сарафанчик резко соскочил с оторванных бретелек и свалился к ногам девицы. Инна осталась в чем мать родила, на радость подпившему люду.

— Стриптиз, мать твою.

— Спляши, дева, денег дам.

Ничуть не смущенная Инна подняла свой сарафанчик, надернула на себя, держа обеими руками спереди на груди, но ее оголенный тощий задок