Не жди меня долго - Анна Князева

достала конверт и вынула из него несколько черно-белых распечаток. Первый же взгляд на них заставил ее напрячься. Это были знакомые кадры из фильма «Последний рейс „Океаниды“». Сцена на причале, заполненном людьми, пришедшими проводить экспедицию.

Анна медленно опустилась в кресло и разложила перед собой черно-белые листы. На одном был кадр с «Океанидой». На другом – корма «Океаниды» и пришвартованное серое судно.

На третьем снимке – небольшая группа провожающих, судя по всему, увеличенный кадр. Фигура молодого мужчины в военной форме, который держал за плечи девочку с бантами. Ей было лет семь или восемь. Рядом с военным, стоял мужчина в полосатом свитере. Было видно, что эти двое знакомы и пришли сюда вместе

И вдруг, ее сердце сбилось с ритма, Она замерла, не отрывая взгляда от снимка. Фигура девочки была обведена неровным кружком, рядом – надпись: «Это Стерхова?»

Комната словно сузилась, стены приблизились, а воздух стал тяжелым и вязким. Несколько мгновений Анна не могла продышаться. Молодой военный с улыбкой смотрел куда-то мимо нее. Черты его лица были до боли знакомы. Стерхова ощутила острый укол, отозвавшийся давней болью. На снимке был ее отец.

Она откинулась на спинку кресла, собирая мысли воедино. В голове вертелись сотни вопросов. Откуда Воронин знал, что военный в кадре ее отец? Неужели девочка – это она? И почему она не помнит этой поездки в Светлую Гавань?

«Не об этом ли хотел сказать мне Воронин?», – подумала она.

В комнате стало тихо, только дождь за окном постукивал по карнизу. Анна сложила фотографии обратно в конверт и убрала его в сейф.

Глава 10. Истина в цвете

Стоит ли говорить, что ту ночь Стерхова почти не спала. Прокручивала разные варианты событий прошлого. Мать ей рассказывала, что отец ездил в командировки, но про Светлую Гавань ни разу не говорила.

Одно было ясно, она не случайно попала в жюри «Тихоокеанских хроник». Воронин умышленно навязал Малюгину ее кандидатуру. Для чего? Ответ напрашивался сам собой: он полагал, что ее отец, офицер КГБ, был связан с исчезновением «Океаниды». Другого повода не было.

Но при чем тут она? Отец погиб в Чечне в девяносто пятом, и Анна почти не помнит его. Как не помнит факта своего присутствия в Светлой Гавани. В ее памяти запечатлелись поездки на Черное море, в Ленинград и на Урал. Но, чтобы на Дальний Восток – такого она не помнила.

Стерхова рассматривала снимок, сначала лицо отца, потом перевела взгляд на девочку. Ее лицо, запечатленное в далекий солнечный день, смотрело из глубины времен и казалось смутно знакомым. Тревожило щемящим воспоминанием, как отголоском забытого сна. Анна вглядывалась в изгиб ее губ, в серьезные, чуть упрямые глаза. Да, этой девочкой вполне могла быть она. И, чем дольше смотрела, тем отчетливее понимала, что покоя теперь не будет.

Потянувшись к телефону, Стерхова скользнула взглядом по циферблату часов на тумбочке – два ночи во Владивостоке. Значит, в Москве семь часов вечера. Она набрала номер матери. Гудки показались бесконечными, они беспощадно дробили ночь, пока наконец не раздался голос:

– Аня, что случилось? Ты никогда не звонила в такое время. У вас уже ночь.

– Извини, мам, не хотела тебя тревожить, – сказала Стерхова, стараясь говорить ровным голосом. – Просто… возник один вопрос. Скажи, отец когда-нибудь упоминал город Светлая Гавань? Он ездил туда в командировки?

В трубке повисла напряженная тишина. Анна физически ощутила ее давление.

– Мама? Ты меня слышишь?

– Да, – голос матери прозвучал глуше, чем обычно. – Он ездил туда по службе. Довольно часто.

Чуть помедлив, Анна спросила:

– Отец когда-нибудь брал меня с собой?

– Конечно же нет! – ответ прозвучал неожиданно резко, как будто вопрос был нелепым и оскорбительным.

Стерхова внутренне собралась, почувствовав нечто большее, чем обычное раздражение матери. В ее голосе прозвучало что-то глубоко личное и болезненное.

– Ты уверена, мам?

– Абсолютно! – мать говорила быстро, с оттенком подавляемой горечи. – Я бы никогда тебя с ним не отпустила туда.

– В чем дело, мам? Почему это так тебя задевает? – напрямую спросила Анна.

Тишина. Казалось, мать собирается с духом, преодолевая внутренний барьер.

– Я никогда не рассказывала… Но раз ты сама спросила… У отца в этом городе была женщина.

– В каком смысле?

– В самом простом, – вздохнула мать, и в ее голосе прозвучали ироничные нотки. – Думаю, что он познакомился с ней во время командировки. Потом ездил В Светлую Гавань, прикрываясь работой.

Анна сжала телефонную трубку сильнее, чем нужно:

– Как ты узнала?

– Нашла письмо. Случайно, незадолго до его гибели. Прочитала его и сразу все поняла.

– Мне очень жаль, мама, что я завела этот разговор, – прошептала Анна, чувствуя, как горло сжимает чувство вины.

– Чего уж там, дело прошлое… – теперь голос матери наполнился грустью.

– Письмо лежало в конверте? – спросила Стерхова.

– Да, в конверте. Я до сих пор его храню. Правда, не знаю зачем…

– Можешь сфотографировать конверт и выслать мне фотографию?

– Конечно. – Сказала мать и отключилась.

Как показалось, она с радостью прекратила неприятный разговор.

Спустя короткое время экран телефона осветился. Анна открыла фотографию и вгляделась в поблекшие строки на пожелтевшей бумаге:

«Светлая Гавань, улица Пионерская, 24, кв. 12. Лихачева Елизавета».

Ночь была разорвана в клочья бессонницей, полной тревожных и хаотичных мыслей. Анна снова и снова пересматривала кадры фильма «Последний рейс „Океаниды“» на экране ноутбука. Комната наполнилась мертвенно-синим светом монитора. Предметы и лица на экране казались призрачными и расплывались в цифровом зерне.

Стерхова увеличила изображение и вгляделась в фигуру военного. Сомнений не оставалось – это ее отец. Все говорило, все кричало об этом. Анна помнила его по фотографиям из домашнего архива. Его фигура, его лицо, его жесты.

Но девочка… Кто она? Этого Анна не знала.

Она перевела взгляд на приятеля отца, с которым он говорил и ощутила странное чувство узнавания, короткое и болезненное, как электрический разряд. Цветные кадры позволили рассмотреть его свитер в бордово-желтую полоску.

И тут она поняла! И от этого понимания у нее перехватило дыхание.

Анна видела этот свитер в музее отеля, среди вещей убитого неизвестного. Она пересмотрела фрагмент фильма еще раз и поняла, что именно он был вырезан кем-то перед показом. И эти кадры могли стоить жизни Воронину.

Когда небо посветлело, Стерхова оделась и, не в состоянии бездействовать, уже в семь часов спустилась в вестибюль, где села в кресло ждать появления Кошелева.

Время тянулось невыносимо медленно. Кошелев подошел к стойке ресепшн около девяти.