Под прицелом - Том Лео Клэнси

из лучших военных подразделений первого уровня на земле. Он и его люди были запрошены правительствами России и Казахстана в течение часа после провала операции спецназа "Альфа", и он возвращался в командный центр, чтобы доложить о ситуации и готовности "Радуги" вступить в бой.

— Джентльмены. Руководители моей группы и я потратили последние четыре часа на проработку плана операции по возвращению центра управления запуском "Днепр" и двух пусковых шахт. Принимая во внимание уроки, извлеченные в ходе вчерашней операции российской армии, а также наши собственные возможности в настоящее время, я с сожалением вынужден констатировать, что, хотя мы уверены, что если мы направим все наши усилия на ЛКК, у нас будет восьмидесятипроцентный шанс на успех в возвращении здания и спасении большинства находящихся там заложников, это хорошо укрепленный бункер, и господин Сафронов окопался там, он высококвалифицирован и очень мотивирован. Поэтому мы считаем, что существует пятидесятипроцентная вероятность того, что он и его люди успеют запустить одну ракету, и двадцатипроцентная вероятность того, что они смогут запустить обе.

Посол России в Казахстане долго смотрел на генерала Гаммессона. По-английски с сильным акцентом он сказал:

— Итак. Это все? Все ваши люди вооружены, и вы говорите, что будет ли Москва разрушена или нет - пятьдесят на пятьдесят?

— Боюсь, что так. Наши средства на обучение были сокращены в прошлом году или около того, и люди, поступающие к нам на службу, не имели того опыта координации, который предлагала "Радуга", когда нас вызывали чаще. Боюсь, наша боеготовность пострадала.

— Это не просто нежелание рисковать с вашей стороны, генерал Гаммессон?

Шведский военный офицер не выказал раздражения по поводу подтекста.

— Мы рассмотрели ситуацию, и она мрачна. Мы понятия не имеем, сколько людей осталось с Сафроновым. Интервью с сотрудниками перерабатывающего предприятия, которых отпустили вчера утром, показывают, что их число может превышать пятьдесят. Предположительно, некоторые были убиты во время атаки спецназа прошлой ночью, но у нас нет возможности узнать, сколько их осталось. Я не пошлю своих людей в неизвестность вот так, каковы бы ни были ставки. Я и мои силы немедленно возвращаемся в Британию. Джентльмены, доброго дня и удачи.

Гамессон встал, повернулся, чтобы уйти, но полковник спецназа на дальнем конце стола быстро поднялся.

— Извините меня, генерал Гамессон...

Акцент у этого человека был еще сильнее, чем у посла.

— Могу я попросить вас остаться здесь, на Байконуре? Хотя бы на несколько часов?

— С какой целью, полковник?

— Я поговорю с вами об этом наедине.

— Отлично.

Кларку дали "время подумать" в одиночестве. Его раздробленная рука оставалась под грязным полотенцем, но боль от отека и повреждения мягких тканей, а также от сломанных костей руки и ребер, которые двигались каждый раз, когда Джон пытался принять более удобное положение, была неотвязной и едва выносимой.

Пот струился по лицу Джона и стекал по шее, даже в холодном помещении мясного склада его рубашка промокла от пота, и это вызывало у него озноб.

Его разум оцепенел, хотя тело - нет. Он хотел избавиться от боли, но еще больше он хотел избавиться от беспокойства о том, что этот глупый ребенок действительно может сломать его, если варварство продолжится.

Кларк знал, что мог солгать, мог выдумать фальшивые отношения, рассказать сложную историю, на подтверждение которой ушли бы дни. Но он беспокоился, что любая путаница с его стороны может быть обнаружена с помощью проверки фактов или небольшой беготни со стороны людей Коваленко. И если его поймают на лжи, если он будет тянуть слишком долго, то, возможно, Валентин вернется с СП-117, сывороткой правды, которая, по некоторым данным, на световые годы опережает ненадежный пентотал натрия прошлого.

Нет , сказал себе Кларк, в каком бы страдании он сейчас ни находился, он получит по заслугам в надежде, что его жестокие мучители зашли слишком далеко и убили его.

Это лучше, чем выносить ему мозги и превращать в команду из одного человека, уничтожающую «Кампус» и президента Джека Райана.

— Времени мало, всем вернуться к работе! - крикнул Коваленко, снова появляясь в свете фонаря, висящем над головой Кларка. Валентин наклонился ближе и улыбнулся, видимо, взбодренный запахом своего дыхания, крепкого кофе и русской сигареты.

— Как вы себя чувствуете?

— Я в порядке. Как ты-то держишься? - Сухо сказал Кларк.

— Есть желание поговорить и прекратить боль? У нас есть замечательное лекарство, которое мы можем дать вам, чтобы она прошла. И мы отвезем вас в местную больницу. Разве это не было бы здорово?

— Валентин, - сказал Кларк, — Что бы ты ни сделал со мной, мои люди узнают. И что бы ты ни сделал со мной, они сделают это и с тобой. Просто помни об этом.

Коваленко просто уставился на американца.

— Просто скажите мне, кто они, и мне больше ничего не придётся делать.

Кларк отвел взгляд.

Коваленко кивнул.

— Клянусь, я хотел бы, чтобы мой отец был сейчас здесь. Я уверен, что старые способы подходили для этого лучше всего. В любом случае, Джон, вы уже потеряли руку, а я ведь только начинаю. Ты скоро станетсшь искалеченным стариком, инвалидом. Я собираюсь уничтожить тебя.

Он ждал, что Джон спросит, как это сделать, но Джон просто сидел и смотрел.

— Я попрошу своих друзей воткнуть скальпель вам в глаза, по одному в каждый.

Кларк пристально посмотрел на Коваленко.

— И мои люди сделают то же самое с тобой. Ты готов к этому?

— Кто эти самые твои люди? Кто?

Джон ничего не ответил.

Крупный славянин схватил Джона сзади за голову и держал совершенно неподвижно. Глаза Кларка наполнились слезами, по лицу потекли слезы, и он быстро заморгал.

— Отъебись ты! - прокричал он сквозь опухшую челюсть, крепко зажатую мясистой рукой, и захват головы усилился.

Другой головорез из спецназа встал перед Джоном. Скальпель из нержавеющей стали в его руке поблескивал в падающем сверху свете.

Валентин отступил назад, отвернувшись, чтобы не видеть.

— Мистер Кларк. Это… Прямо сейчас… ваш самый последний шанс.

Кларк понял это по смирению в голосе молодого человека. Он не отступит.

— Отъебись! - вот и все, что слетело с губ американца.

Он глубоко вздохнул и задержал дыхание.