Человек, который не спал по ночам - Дэвид Хэндлер

достаточно камерная атмосфера, ну и в-четвертых, он славился своими традициями. У нас на Бродвее до недавнего времени еще оставалось несколько подобных театров, но пару лет назад их снесли, чтобы построить вместо них огромный гостиничный комплекс, которому самое место где-нибудь у аэропорта. В Атланте.

Мерили забронировала нам два места у прохода. Я посадил Лулу с краю, чтобы ей было лучше видно. Собака тихо заскулила, когда в свете рамп на сцене показалась Мерили. И не одна она. Мерили выглядела сногсшибательно, ее золотистые волосы до пояса и белое платье так и сияли в лучах лампы. При том что мою бывшую жену не назовешь классической красавицей. У нее аристократические, почти мужские нос и подбородок, а лоб может показаться чересчур высоким. Ее телосложение не назовешь хрупким: широкие покатые плечи, мощная спина и крепкие длинные ноги. Только сейчас до меня дошло, что она гораздо выше Энтони Эндрюса. Чтобы не возвышаться над ним, ей пришлось отказаться от туфель на каблуке и слегка ссутулиться.

Играли они зажигательно, с перчинкой, как и предполагает сюжет. Трейси, героиня Мерили, получилась что надо: внешне вроде бы девушка со стальным характером, и в то же время ранимая и измученная душевными терзаниями. Само собой, нельзя было не вспомнить Кэтрин Хепберн[53], ведь пьеса изначально писалась именно под нее. Однако сегодня благодаря стараниям Мерили образ Трейси заиграл новыми красками.

Когда спектакль подошел к концу, мы с Лулу протолкались сквозь толпу зрителей, явившихся на премьеру, и пробрались к Мерили в гримерку, где она хохотала в окружении поклонников и воздыхателей. Я стоял у двери и ждал, когда она меня заметит. Дождался. Улыбка исчезла с ее лица. Зеленые глаза широко распахнулись. Казалось, прошло несколько часов. Я улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. И все люди в гримерке, а вместе с ними и тягостные воспоминания о прошлом мгновенно растаяли.

— Ну, как я тебе? — спросила она, принимая букет роз.

— Не самая худшая из твоих ролей.

— Спасибо, дорогой.

— А еще ты никогда раньше не выглядела столь обворожительно. Думаю, ты это и сама знаешь.

— О подобных вещах девушке лучше всего узнавать из уст своего кавалера.

— Так я твой кавалер?

— Кто знает. Успела забыть, как тебе идет смокинг.

— Смотри, еще вскружишь мне голову. Тебе это раз плюнуть.

Она провела пальчиком по моей верхней губе:

— Ты сбрил усы.

— И как? Мне идет без них?

— Именно так ты и выглядел, когда мы познакомились.

— То есть «да»?

— То есть «да».

Далеко не сразу мы обратили внимание на стоны, доносившиеся откуда-то снизу. Лулу, пригнув уши и виляя хвостом, отчаянно пыталась привлечь к себе внимание бывшей хозяйки.

— Лулу, сладенькая, ты мне платье порвешь!

Мерили нагнулась, выставив ладони, чтобы отстранить собаку. Лулу тут же ткнулась в них носом, облизала, после чего лихорадочно принялась нарезать вокруг Мерили круги.

— Дорогой, ты не мог бы ее вывести? — попросила моя бывшая супруга. — Мне нужно переодеться.

— Не переусердствуй, — предупредил я.

Она рассмеялась. Это была наша старая хохма — еще с тех времен, когда мы безумно влюбились друг в друга и я встречал Мерили в гримерке после каждого спектакля.

Через полчаса она появилась в юбке от Лауры Бьяджотти, кофейном кашемировом свитере, белой шелковой блузке и туфлях от Танино Криши, с переброшенным через руку пальто и в фетровой шляпе. Шляпу когда-то носил я, но Мерили убедила меня, что она мне мала.

Мерили оценила «мини», а Лулу радостно забралась к ней на колени.

Мы отправились в «Голодную лошадь» на Фулхэм-роуд в Южном Кенсингтоне, который лет двадцать назад слыл модным районом. Ныне повсюду торчали закусочные с американскими чизбургерами и американским же футболом по телевизору. «Голодная лошадь» выгодно отличалась от заведений подобного рода.

Там подавали блюда старой доброй английской кухни. Сам ресторанчик располагался в полуподвальном помещении и был крохотным. У столиков стояли маленькие диванчики. Диванчик я уступил Мерили, а сам сел напротив нее, точнее, напротив них. Стоило Мерили сесть, как Лулу тут же снова забралась к ней на колени. С момента встречи с моей бывшей супругой собака совершенно не обращала на меня внимания.

— Я по ней скучала, — призналась Мерили, почесывая Лулу за ухом.

— Похоже, это взаимно, — сухо заметил я.

— Она мне напоминает о нас. Обо всем хорошем.

— Нравится, когда тебе об этом напоминают?

— Эпизодически. — Мерили чуть покраснела и отвела взгляд. — Когда мне начинает казаться, что чего-то не хватает. Когда мне кажется, что я становлюсь как все.

— Ну, это тебе не грозит.

Мы заказали ростбиф, йоркширский пудинг, бутылку медóк и два мартини — сухих-пресухих.

— Что-нибудь из закусок? — спросил официант.

— Просто киньте в мартини еще оливок, — ответил я.

— Сколько именно? — нахмурился он.

— Лучше просто принесите целую банку, — отозвалась Мерили.

Ради Мерили Нэш официант с радостью станцевал бы танго с овцой. Буквально миг спустя он вернулся с нашими сухими-пресухими мартини, коктейльными оливками в украшенной орнаментом мисочке и блокнотом для автографов, который смущенно протянул моей бывшей жене. Она расписалась.

— За успешные гастроли, — поднял я бокал.

— За прошлое, — она чокнулась со мной бокалами. — За все хорошее.

Мы выпили.

— Как родители? — Она обмакнула оливку в мартини и отправила ее в рот.

Я родился и вырос в на редкость необщительной семье. При этом Мерили моя родня обожала.

— Насколько мне известно, все живы. А твои?

Родня Мерили — полная противоположность моей. Но меня они не жаловали.

— У них все хорошо.

Я обмакнул оливку в мартини и уже собрался было отправить в рот, когда заметил, с каким выражением Мерили на нее смотрит. Она всегда считала, что у меня все вкуснее, чем у нее. Я отдал оливку ей и взял себе другую.

— А как Зак?

Она опустила глаза, посмотрев на бокал:

— У Зака серьезные проблемы со второй пьесой.

Прошло несколько лет с тех пор, как Зак устроил фурор на Бродвее. Для следующей пьесы уже все сроки вышли.

— И о чем она?

— Я так понимаю, о нас с ним. Из-за этой пьесы он отдалился от меня. Стал грубым, неприветливым, — она пригубила мартини. — И начал много пить.

— Ну и ну… Что-то мне это напоминает.

— Правда? — Мерили печально улыбнулась.

— Это на тебя не похоже. Ведь ты — само совершенство, за исключением одного маленького изъяна.

— Изъяна? Какого же? — подобралась она.

— Мне, право, неловко об этом говорить, Мерили, но ты патологически неспособна выбирать себе мужчин в мужья.

Она накрыла мою руку ладонью и задумчиво посмотрела мне в глаза:

— Значит, ты заметил?

Принесли заказ,