Метод чекиста - Валерий Георгиевич Шарапов

взбудоражены. Сбежали вниз по ступеням и нырнули в переулок. При этом что-то горячо обсуждали и не обращали никакого внимания на окружающее. Так что вести их было одно удовольствие.

Дошли они до кинотеатра «Художественный», на котором красовалась афиша нового фильма «Садко». Обычно в этом месте околачивалась местная шпана, ворье и маргиналы.

Эти двое потрепались там с народом, посидели на корточках, полузгали семечки. В общем, почти что английский клуб для общения по интересам.

Потом «хорек» отправился в глубь арбатских переулков. Добрел до покосившегося двухэтажного дома с земляным двориком, сараями и радиомачтой. Да там и остался.

Не составило труда по учетам установить его. В одной из комнат дома был прописан Тарас Жужилев, ранее судимый за карманную кражу, двадцати трех лет от роду, уголовная кличка Жук.

Разведывательная сводка уже вечером лежала передо мной на столе. В кресле покачивался приглашенный на совещание Дядя Степа. Я дал ему прочитать документ из «семерки».

Внимательно ознакомившись с ним, муровец произнес:

— Значит, арбатские Стихоплета ищут.

— Ты чего, знаешь их?

— Да знаю. Сталкивался. Арбатская шушера. Воришки. Они по карманам в районе работали. Недавно понесли боевые потери. Перестреляли в переулке двоих из их пиратского братства.

— Это относится к нашим делам?

— Может, и относится. — Дядя Степа вернул мне сводку. — Проверять надо. Может, тут и есть ниточка.

Ниточки, клубочки. Надоедает все это жутко. Моя прямолинейная чекистская душа просит ясности — вот он враг, ату его. Но так редко бывает. Пока узнаешь, кто враг и кто друг…

Глава 14

Анна взяла за привычку раз в неделю присылать мне пронзительный образец эпистолярного жанра. Писала о том, как ей хорошо и сколько я потерял, что бросил ее. Я бросил? Женская логика похлеще квадратуры круга — фиг что поймешь и черта с два что докажешь. В общем, я коварный соблазнитель, а она невинное создание. Вот интересно — ей просто нечего делать? Или моя фигура стоит над ней упреком, а справиться с этим лучше всего, перекладывая на меня свою вину?

Вот живешь с человеком несколько лет и даже не представляешь, какие богатые запасы дурости там закопаны. Хотя я никогда не был знатоком женщин. Таких в природе, кажется, вообще нет. Поскольку мужчина их понять не в состоянии, а сами себя они понимать не хотят.

Один раз я ей ответил в плане — ваши претензии лишены оснований, и вообще сама виновата. В ответ получил совсем уж трагично-комичное послание на нескольких листах и спорить зарекся.

Но в этот раз она превзошла сама себя. Не получая от меня ответов на свой отчаянный крик души, послала письмо не на домашний адрес, а прямо на Лубянку, чтобы, значит, мне передали. Вроде как на деревню дедушке. Хотя у нас письма не теряются и к любому дедушке дойдут. Вот только дойдут через руководство адресата.

Начальник решил, что это что-то важное, и вскрыл его. В нашей организации люди не отличаются особой щепетильностью и старыми предрассудками типа того, что только конченый подлец может читать чужие письма. Любые проявления материального мира для нас прежде всего источник информации. Читаем чужие письма. Слушаем чужие разговоры. Если надо, тайно, как воры, наведываемся в чужие квартиры и рассматриваем чужие вещи. Все это называется агентурно-оперативная деятельность.

И Беляков без особых раздумий пробежал глазами письмо. И был абсолютно прав. Мало ли чего пишут его подчиненному, притом сразу на Лубянку. Он должен быть в курсе. И то, что он прочитал письмо, — тут я не в обиде. А вот что вид он теперь имел ернический, смешливый и каверзный — это меня определенно злило.

— Ну что, разрушитель семьи. Коварный искуситель и разбиватель девичьих сердец. — Он сдерживался из последних сил, чтобы не рассмеяться в голос.

— Да, писать она умеет, — отметил я. — Можно сказать, талант проснулся.

— А представь, если бы такое письмо попало в партком. Думаю, тебя бы обвешали выговорами, как ежика иголками, а потом расстреляли бы раз пять как тупиковую ветвь развития советского человека. Хомо аморалес.

— Вообще, зачем парткому моя Анюта? Вот скажите, как коммунист коммунисту.

— Положено, — буркнул полковник.

— Кем, зачем и куда?

— Главное — насколько тяжело положено… Иван, человеку на роду написано жить в плену условностей. Принимай все как есть.

— Принимаю. Только вот когда условности становятся безусловными, происходят землетрясения и катаклизмы.

— Ладно, закончили разговорчики… Что у тебя по «пятнашке»?

— Отрабатываем жуликов московских. Имеем шанс выйти на террориста, устроившего побоище на дороге.

— Давай пошустрее. Пора эту историю закрывать. Сам знаешь, какая у нас запарка.

Я знал. Новые объекты. Новые контрразведывательные мероприятия.

Вышел я из кабинета в каком-то нервно-взвинченном и вместе с тем ироничном состоянии духа. Это чертово письмо.

Я уселся в машину. Прежде чем повернуть ключ в замке зажигания, все же ознакомился с письмом. Да, Анюта растет. Пафосный стиль побивает новые высоты. Неудивительно, что начальник так ерничал.

Ладно, нам Анют не надо, нам работу давай. Тем более я уже опоздал — в кабинете у Дяди Степы должен был быть полчаса назад.

Муровец на мое опоздание никак не отреагировал. Перед ним лежали папки со сводками, материалами, справками.

Это были документы, касающиеся угонов и краж автомобильного транспорта.

— Нашел что интересное? — полюбопытствовал я.

— Это как поглядеть…

В общем, из милицейской аналитики получалось, что машины в Москве угоняют постоянно. В основном с целью покататься и показать свою удаль, ну или просто спьяну. Это расценивается законом как хулиганство, и обычно угонщики отделываются легко.

Гораздо более опасный момент — кража автотранспорта для совершения преступлений. Подкатить на угнанном фургончике, загрузить одежку, продукты, предметы со склада или магазина. И деру. После этого машину бросить. Таких случаев за последние годы немало. Хотя наблюдается серьезный спад — уголовный розыск не зря хлеб ест.

Нередко пользовались угнанным транспортом отпетые бандиты. Убивали водителей. Потом вламывались в магазины, на квартиры, кладя всех без разбора.

— Вон банда Германца. — Дядя Степа протянул мне папочку. — Это такая сволочь калиброванная. Был на оккупированной территории. Его деревню немцы сожгли, жителей перебили и угнали в Германию. Пребывал в лагере во Франции. Был освобожден англичанами — они вместе с другими интернированными отправили его в Баку на пароходе. Там его наши власти определили работать на асфальтобетонном заводе. Бежал. Оказался в Москве. Что с ним произошло — неизвестно, но голова сдвинулась окончательно с утратой всего человеческого. Именно он сколотил самую кровавую и неуловимую банду в Москве.

Ну да, слышал о «германцах». Прогремели ребята хорошо в