Модельный дом - Фридрих Незнанский

— И где он сейчас?

— Признаться, не знаю, правда, как-то слышал, будто в каком-то ЧОПе службу несет.

— Что, больше не пьет?

— На хлеб мажет, — хмыкнул Цветков. — Трое суток пьет, а четвертые, во время дежурства, отсыпается.

Это уже была информация для размышления. Оказывается, бывший следователь Ткачев не только пил, похмелялся и отсыпался на работе, но у него еще находилось время для того, чтобы подъехать в редакцию «Шока».

Правда, неизвестно было, каким удостоверением он прикрывался во время знакомства с тем же ответсеком или главным редактором «Шока».

Турецкий посмотрел на часы. Шестнадцать сорок пять. А господин Ткачев должен был нарисоваться в редакции в пятнадцать ноль-ноль. И если он еще там…

Наскоро поблагодарив Цветкова и пообещав тому перезвонить вечером, чтобы уже более-менее конкретно поговорить о работе, Александр Борисович туг же набрал телефон жены.

— Иришка! Все объяснения на потом, а сейчас срочно позвони в «Шок», и если Ткачев все еще у них, заставь ответсека, или кого бы там ни было, задержать его в редакции хотя бы на полчаса. И тут же звони мне.

— Что?.. Что-нибудь?..

— Повторяю, все объяснения потом. Звони!

Мобильник ожил гораздо быстрее, чем он ожидал. И это не предвещало ничего хорошего.

— Ну?

— Слушай, Саша, твой Ткачев уехал сразу же, как только узнал, что Фокиным заинтересовалась наша «Глория».

— И?...

— Я разговаривала с Щегловой, и, как мне показалось, в редакции страшно раздосадованы тем, что поддались на мои чары и допустили меня к компьютеру Фокина.

— Насколько я понимаю, в первую очередь этим был недоволен сам Ткачев?

— Да. Щеглова говорит, что он чуть ли не кричал на нее, обвиняя в преступной халатности.

— И все? Больше ни в чем не обвинял?

— Не знаю.

— А насчет тебя и «Глории» этот самый Ткачев ничего не расспрашивал?

— Вроде бы нет, — отозвалась Ирина Генриховна. — По крайней мере, мне об этом ничего не говорили… Слушай, Саша, не темни. Настолько все, серьезно? И этот самый Ткачев…

— Дома расскажу. Все! Приезжай скорее.

— Как только освобожусь. А ты насчет рынка не забудь.

— Уже еду.

Тронувшись с места, Турецкий набрал по мобильнику еще один номер телефона, который он загодя внес в память. Жена Игоря Фокина отозвалась сразу же, словно ждала этого звонка.

— Марина? Турецкий беспокоит. Всего лишь на два слова. Вам, случаем, не звонил некто Ткачев. Я имею в виду следователя прокуратуры.

— Ткачев? — удивилась Марина. — Прокуратуры? Да нет, оттуда вообще никто не звонил. А что, он должен мне звонить?

— Да вроде бы как, — замялся Турецкий. — Но может и не позвонить. Однако просьба к вам будет такая. Как только он позвонит, и, возможно, потребует встречи, тут же перезвоните мне. И вот еще что. Боже упаси без моего ведома встречаться с тем же Ткачевым.

Какое-то время жена Фокина молчала, видимо, переваривая предупреждение Турецкого, наконец произнесла негромко:

— Думаете, могут надавить на меня, чтобы я не разжигала страсти?

— Возможно, что и так, — вынужден был соврать Турецкий. — Но как бы там ни было, ни-ко-му, ни-че-го без моего разрешения. Звоните мне в любое время дня и ночи.

Боялся ли он за ее безопасность? Скорее всего, нет. Жена Игоря Фокина даже при ее активности не представляла для «героев» журналиста Фокина никакой опасности. Хотя, впрочем, они могли решиться и на крайние меры, что тоже не исключалось. Гораздо большую опасность для них представляло засветившееся агентство «Глория» и конкретно Ирина Турецкая, успевшая до «следователя Ткачева» покопаться в редакционных материалах Фокина.

О возможном развитии событий даже думать не хотелось. Но если человек, заказавший Игоря Фокина, довольно публичного журналиста, что не могло остаться незамеченным, решился на столь рискованный шаг, то что говорить о сотруднице какой-то там «Глории», осмелившейся сунуть свой нос туда, куда посторонним вход запрещен, и все это вместе взятое не могло не тревожить Турецкого.

Уже поздним вечером, обсудив с женой «воскрешение» следователя межрайонной прокуратуры Ткачева и переговорив по телефону с Головановым, Александр Борисович позвонил Цветкову.

— Извини, Степан, за поздний звонок, но раньше никак не мог.

— Да брось ты извиняться, — хмыкнул Цветков. — Тем более, что я страшно рад твоему звонку. Колись, что случилось. Насколько я тебя знаю, абы просто так по ночам звонить не будешь.

— Ну-у, это, конечно, ты перегнул малость, — вроде бы как «обиделся» Турецкий. — Но ежели по существу… Короче, ты что-то говорил о дополнительном заработке и работе в агентстве.

— Ну!

— Так вот. Есть одно пикантное дельце, провернуть которое мог бы только ты. Естественно, оплачиваемое.

— Ну-у, для тебя, предположим, я и бесплатно все сделаю, — пробурчал явно задетый за живое Цветков. — Но если раскошелится твоя контора…

— Она самая, — успокоил его Турецкий. — А дальше уж по обстоятельствам.

— И что за дело? — перешел на деловой тон бывший следователь прокуратуры.

— Ткачев!

— Я так и думал.

— Почему?

— Да, видать, опять засветился где-то, но уже по-крупному. Угадал?

— Считай, что угадал. И сейчас мне нужен его словесный портрет.

— Что, настолько все серьезно?

— Серьезней не бывает.

— В таком случае, записывай…

Расписав на листе бумаги более чем подробный портрет Михаила Ткачева, тридцати семи лет от роду, разведенного, и поблагодарив Цветкова, Турецкий не мог не спросить:

— Слушай, Степан, а ты мог ради общего дела вступить с ним в контакт?

Бывший следователь только вздохнул на это.

— Мочь, конечно, можно все, но…

— Что, слишком сложные взаимоотношения? — догадался Александр Борисович.

— Сложные, это слишком мягко сказано, — пробурчал Цветков. — Этот алкаш меня несколько раз подставил по-крупному, и я этого гада…

— Ясно, — подытожил Турецкий. — Но в таком случае, от тебя потребуется дополнительная информация о нем.

— Что? Явки, дурные наклонности и прочее?

— Ну ты, прямо, как в воду смотришь, — подыграл ему Турецкий. — Но вдобавок ко всему прочему, домашний адрес, телефон и неплохо бы место работы.

— Годится, — согласился Цветков. — Но как скоро. — Еще вчера…