Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

замотав пистолет в полотенце, сняла халат, запихнула всё в целлофановый пакет, валявшийся на комоде в спальне и скинула его в верхний ящик комода. Потом что-то промямлила в кричавшую настиным голосом трубку сотового телефона и в этот момент в дверь квартиры страшно заколотили. Тася снова положила сотовый на комод и пошла открывать дверь. На пороге стоял водитель Антона и кричал ей в лицо:

— Скорую вызывай, милицию, Антона Васильевича убили!

— Как убили? — спросила она одними губами, потом что голос вдруг куда-то пропал.

— Не знаю! — орал мужик, иди, вызывай, чего стоишь столбом!

Таисия вернулась в спальню, взяла сотовый и сообщила Насте, что Антону плохо и ей надо вызвать скорую помощь. А ещё она попросила подругу срочно приехать, потому что почувствовала, что её начинает накрывать паника.

Через какое-то время приехала Настя, и Таисия дальнейшее помнит, как в тумане. Она слышала, что говорила ей подруга и старалась следовать её советам неукоснительно, понимая, что не имеет права даже на неточность, ведь тогда пострадает и Настя. Подруга донашивала последние месяцы близнецов и ей явно лишними были волнения, связанные с поступком Таисии. Но, ведь и она защищала своего ребенка, и так случилось, что именно сейчас у неё не было другого выхода. Главное, что Светлане теперь уже ничего не грозило.

Потом приехали медики, вслед за ними милиция, потом они с Настей ждали обыск и прятали в наматрасник дневники Антона, не рискуя что-либо сейчас выносить из квартиры. Таисия до сих пор не понимает, как Настя выдержала все волнения этого дня, пряча улики и пачки долларов в своём портфеле. Потом, почти через полгода, на всякий случай, они оформили расписку о том, что Таисия яко бы заняла у Насти деньги, и она купила себе эту двушку. В городе, конечно, ходили сплетни и догадки о деньгах, но все они были с явным одобрением в ее адрес и вскоре совсем утихли.

Таисия закончила свой нелегкий монолог и устало посмотрела на меня, как бы спрашивая, ну и что теперь? Я улыбнулась и ответила на ее немой вопрос искренней благодарностью:

— Спасибо, Таисия, Вы спасли не только вашу дочь, меня и моего мужа, но, наверное, еще многих.

Женщина только прикрыла глаза и все так же спокойно поинтересовалась, есть ли у меня еще к ней вопросы.

Я рассказала о своем намерении написать роман обо всем, что узнала со дня смерти Антона и объяснила, почему решила это сделать.

Таисия недолго подумала и сказала, что посоветуется с подругой и ответит мне, смогу ли я использовать ее рассказ. Через несколько дней, уже дома я получила ее согласие и села за компьютер.

Эпилог

Я вытряхнула из банки пепел от сожжённых мною дневников дьявола прямо на его могилу у памятника, на землю, на которой росли редкие кустики сорной травы и чахлые цветочки, и взглянула на портрет. Мертвый взгляд из глубины гранита не ожил, и я облегченно вздохнула. Бросив банку в стоящую неподалеку урну, я вернулась в поджидавшее меня такси и через два часа уже летела домой, придаваясь размышлениям о душе и смысле ее земного воплощения.

Если перефразировать слова известных стихов, никто по Земле не проходит бесследно, а дальше о памяти строго по тексту. Но и память бывает разная и каждый оставляет после себя весьма специфичный след в делах, поступках, а главное в душах людей, с которыми сводит его судьба.

Одному хватает тепла только на себя любимого. Рядом с таким очень неуютно и холодно. Его забывают, едва предав бренные останки земле или огню.

Другие способны обогреть только самых близких и дай им Бог, до последних своих дней, не выпасть из этого узкого круга, потому что на второй близкий круг их тепла уже не хватит. Таких помнят недолго их немногочисленные обогретые и их могилы зарастают травой и заносятся опавшими листьями довольно скоро.

Третьи, подобно Прометею или Данко, щедро раздают дарованный им при зачатье Божественный огонь. Они гораздо болезненнее переживают беду ближнего, чем свою собственную, потому что для них нет чужой беды, их убивает равнодушие и жестокость. Многие считают их ненормальными, юродивыми, выразительно крутят у виска, глядя им вслед. А они снова и снова бросаются на помощь, не щадя себя. Часто такие люди погибают от людского цинизма и несправедливости. И вот когда это происходит мы вдруг ощущаем пустоту и холод там, где было их тепло, согревавшее нас. Мы каждый раз дружно спохватываемся. Нет, в нас редко просыпается совесть, ведь мы не считаем себя виноватыми в их гибели, но мы искренне сожалеем, запоздало признавая их исключительность и талант делать нашу жизнь лучше, помогая нам и согревая нас своим теплом, ничего не прося взамен. Просто нам становится неуютно без их привычного тепла и поддержки в жестоком и холодном мире, таких же как мы, нормальных людей. В надежде заполнить пустоту и достать их энергетику с того света, обращаемся мы к памяти, ставим свечи в Божьем храме, а то и несем цветы на их могилу. А ведь они уже где-то рядом, в новом воплощении и все так же щедры и самоотверженны, но мы их опять не замечаем или крутим пальцем у виска, глядя им вслед, вместо того, что бы научиться у них дарить себя людям. Только из-за них, таких наивных и бесконечно добрых, кто-то там наверху, все еще терпеливо ждет и надеется на наше прозрение, не прекращая пока эксперимент на Земле.

А есть и четвертые. Они тоже щедро наделены энергией и талантом влиять на судьбы людей, но оставляют за собой только искореженные, обугленные души. Чаще всего они живут в свое удовольствие и имеют все, что считается атрибутами социального успеха и состоявшейся жизни. Но даже в элитной упаковке по индивидуальному заказу, следы их смердят. По моему мнению души таких людей, как и их тела тоже превращаются в тлен, ведь она так и не научилась созиданию. Вот только помнят их, пожалуй, дольше остальных. Может в назидание?

От автора

Теплым осенним вечером, слушая забавный рассказ пражского гида пани Дианы об удивительных часах на Староместской площади, наша туристическая группа заворожено следила за движениями фигурок. Скелет перевернул песочные часы и прозвонил в колокольчик, напоминая о бренности мира и неизбежной смерти, турок вертел перекошенной физиономией, символизируя неистребимое зло, высохший скряга тряс мошной, призывая следовать его примеру, а расфуфыренный эгоист любовался собой в зеркале, забыв в праздности обо всем