Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

Дейн оживился.

— И сколько же времени вы продержались?

— Два года.

— Это большой срок. Что ж вдруг?

— Настроение паршивое, — сказал я. — Всегда, когда у меня паршивое настроение, я делаю себе какую-нибудь поблажку. К примеру, съедаю целую коробку конфет. Или напиваюсь без меры. Я слаб.

— Ха! — сказал Дейн, должно быть, решив, что я шучу. Хотя не думаю, что он был в этом уверен. Он вообще-то не производил впечатления человека с большим чувством юмора. Скорее, он походил на зануду, для которого жизнь — чертовски серьезное мероприятие.

— Когда она собирается подать на развод? — спросил я.

— Кто?

— Ваш клиент. Госпожа Эймс. Жена сенатора.

Дейн еще раз отхлебнул свое пиво. Похоже, второй глоток пошел у него лучше первого.

— Она не собирается, — сказал он.

— Как нет? Ей что, нравится, когда ее унижают?

— Да нет, что тут может нравиться? По правде говоря, ее это бесит.

— Тогда что ж она не избавится от муженька? Он, право, совсем немногого стоит в своем нынешнем состоянии.

— Сейчас он стоит пару миллионов. Может быть, конечно, для вас это немного…

— Я говорю совсем не об этом, — ответил я.

— Я знаю, — сказал он. — Так как он вам показался?

— Вы меня уже об этом спрашивали.

— Вы ответили, что он выглядит плохо. Что он немного поплакал. Что еще?

Вопрос заставил меня малость поразмыслить.

— Выглядит как человек, летящий в пропасть с огромной высоты. Причем сам он это давно осознал и уже даже не боится. Понимаете? Не осталось уже ни надежд, ничего. И он держится за жизнь просто в силу привычки — но может и растаться с ней в любой момент без особых возражений.

— Суицид?

— Вероятно, но я не слишком большой дока в области самоубийств. По-моему, эти ребята обычно испытывают горечь или депрессию. Это не про него. Он как будто все время в состоянии легкого шока — то всплывает, то будто снова проваливается каждые пять минут или около того. Похоже, Конни Мизелль держит его под полным контролем. Не удивлюсь, если она командует ему, когда идти в ванну.

— А что вы скажете про нее? — спросил он. Дейн явно заинтересовался.

— У меня от нее встает.

— А кроме этого?

— Жесткая, умная и опасная.

— Что значит «опасная»?

— Видел своими глазами, что она способна заставить человека делать практически все, что она пожелает.

— Звучит так, словно вы ее малость побаиваетесь.

— Может быть, — сказал я. — Вы когда-нибудь говорили с ней?

— Пару раз, — ответил он. — Она не подпустила меня близко к сенатору.

— Как же вы тогда за ним «приглядываете»?

— Через беседы с людьми вроде вас — с теми, кто с ним встречался. Утром я потратил полчаса на разговор с его бывшим административным помощником. Человек по имени Кьюмберс.

— Что он сказал?

— Что партия с сенатором в бридж не удалась. Еще он рассказал почти то же, что и вы. Разве что акценты расставил несколько иначе. Сказал, что сенатор, по-видимому, совсем утратил способность к принятию решений. Не может ни о чем сформулировать мнение, не сверившись сначала с нею.

Я пожал плечами.

— Так может, ему еще повезло, что она с ним рядом, — сказал я.

— Его жена так не думает.

— А что она думает?

— Она думает, что его приворожили.

Я уставился на него. Он смотрел вниз в свой бокал, как будто слегка смущался.

— Что, натурально приворожили? — спросил я. — С ведьмами, колдунами и прочим?

— Что вы, ничего подобного. Она просто считает, что Конни Мизелль приобрела над ним какую-то странную власть.

— Спросите, слышала ли она когда-нибудь о сексе, — сказал я.

— Так, на ваш взгляд, этим все исчерпывается?

— Не знаю, — сказал я. — Мне не 52 года, и я не испытывал ряд серьезных жизненных кризисов и потрясений. Не знаю, что бы было, если б я прошел через них и обнаружил рядом с собой Конни Мизелль, на которую вполне можно опереться. Может быть, мне б это понравилось. Не думаю, что это было бы слишком сложно. Множество парней пожертвовали гораздо большим, чем наш сенатор, за чертовски меньшее.

— А что вы про нее знаете? — сказал он.

— А вы сделками интересуетесь?

— Возможно.

— Я расскажу вам все, что знаю, в обмен на встречу с вашим клиентом.

Дейн нахмурился. Почему-то это сделало его на вид еще большим осколком 1950-х, чем когда-либо прежде.

— А как я проверю, располагаете ли вы чем-то, что я могу использовать?

— Никак.

Он немного подумал над этим — наверно, целую минуту. Затем сказал:

— Когда вы хотите встретиться с миссис Эймс?

— Как насчет сегодня днем?

— Ей нет никакой нужды видеть свое имя в газетах.

— А это и не входит в сделку. Я готовлю отчет о ее муже. Если она хочет, чтобы мой отчет был полным, она должна меня увидеть. В противном случае мне все равно придется — и я буду! — писать о ней, но в обход нее. Не думаю, что для нее это будет лучшим вариантом.

Дейн кивнул.

— Я вернусь через минуту, — сказал он, поднялся и пошел ко входу в бар, где был установлен таксофон. Он говорил по нему минут пять. Должно быть, ему пришлось приложить усилия, чтобы убедить собеседника. Вернувшись, он сообщил:

— Она будет ждать вас в 3.30 сегодня днем. Знаете, где это?

— Нет.

— Я нарисую вам схему. Вы пока рассказывайте мне, что знаете, а я буду рисовать.

И я рассказал ему все, что мне было известно. Или почти все. Пока я говорил, он рисовал шариковой ручкой на салфетке. Временами он поднимал на меня свои холодные зеленые глаза и смотрел, словно хотел показать, что все еще слушает, хотя и не вполне понимает, зачем. Это побуждало меня рассказывать больше. Наверно, это была особая техника слушания, разработанная в ФБР. Или в ЦРУ. Он все еще походил на банкира — весьма осмотрительного банкира — а я чувствовал себя как физическое лицо, пришедшее просить ссуду, не собрав всех необходимых справок. Говорю много, а бумаги-то у меня не в порядке…

Когда я наконец замолчал, Дейн еще продолжал рисовать карту. На ней присутствовали все виды линий и стрелок и наличествовал даже аккуратно прорисованный маленький компас, указывавший на север. Затем он поджал губы — как делает банкир, решивший сказать «нет» — и произнес:

— Негусто, мистер Лукас.

— Но ведь больше, чем вы знали до этого.

— Больше? — сказал он и приподнял седеющую бровь.

— А вам известно что-то, о чем я не сказал?

Он покачал головой — так, как бы это сделал сожалеющий банкир.