Ласточка на запястье - Даша Моисеева

присоленная обидой. Нетерпимость и горький гнев. Серые глаза будто излучали эти чувства изнутри. Словно бы их переполняла расплавленная лава, что так и хотела вылиться наружу, но не могла из-за барьера. Её глаза были подобны луне, что светит на чёрном небе и приманивает к себе взгляды. Смотришь и не можешь насмотреться. Какая-то дьявольская сила. Что-то плохо объяснимое и редко встречаемое. Огромная сила уверенности и целеустремлённости, заставляющая покориться. Будто отвернуться от такой красоты — всё равно, что предать саму суть природы.

У него, кажется, пересохло во рту. На Егора во все глаза недоумённо смотрели старшекурсники в ожидании какого-то нагоняя. Молчание затянулось. Сердце быстро стучало в груди, отзываясь шумом в ушах. Она, видимо, восприняла это как терпеливое ожидание ответа. Только вот Зоя не была бы Зоей, если бы просто ответила и извинилась. О нет. В последнее время её переполнял такой гнев ко всем людям, что она готова была вылить его на голову даже плохо знакомому человеку. Будто наглость и желание что-то и кому-то доказать стало её жизненным кредо. Так и продолжала смотреть, восприняв зрительный контакт и молчание за брошенный ей вызов.

«Буду молчать до тех пор, пока она не ответит. Моральное давление. Педагогическое пособие для чайников»

— Надеюсь, вы не вздумаете прогулять мою пару. — собравшись с мыслями, ответил новый преподаватель. — Взрослость характеризуется разумом и спокойствием, только подростковый возраст связан с бунтарством.

Он развернулся, не став дожидаться ответа. Спокойно направился к нужной двери, гоняя в голове внезапно встревоженные мысли. Даже не услышал, как она бросила ему в след:

— А я так и не повзрослела, вы не знали?

Глава 5

Михаил Васильевич, преклонных лет мужчина, работающий охранником в Гуманитарном колледже, уже как лет десять сидел за своим рабочим местом и встречал каждого студента, входящего в обитель образования, своими шуточками. Его потускневшие синие глаза смеялись и по-доброму смотрели на каждого. Старческие морщины не портили, а только украшали лицо этого радушного старика, что пользовался уважением не только у преподавателей, но и у студентов.

— Кошелькова! Что, всё-таки решила продолжить учёбу? Не нашла жениха, так решила образование получить? О, Попов! Восходящая звезда! В этом году ваше великолепие опять не соизволило носить с собой пропуск? Знаю, что должен знать вас в лицо, но память уже старая, иногда подводит!

Студенты проходили мимо, улыбались, кивали головой в знак приветствия и, не сдерживая смех, проходили в гардеробную. Никто не обижался на Михаила Васильевича. Он всегда ко всем относился сердечно, мог дать совет и поддерживал, когда наступало время сессии. Его юмор никого не задевал, наоборот, поднимал настроение и будил сонных студентов, настраивая их на долгие часы за деревянными партами. К нему относились, как комику, и между собой называли вторым Павлом Волей.

— Опять грязи натащили! — бурчала гардеробщица Лидия Ивановна, вешая мокрые ветровки и кожанки на крючки. — Для кого тряпка возле двери лежит? Вытереть сложно?

— Дождь же, Лидия Ивановна! — продолжая улыбаться, выкрикивал со своего места охранник, подмигивая студентам. — Тряпка одна, а студентов много. Вымоет потом пол уборщица. Не душните!

Лидия нахмурила свои тонкие, криво выщипанные брови.

— А вы, Михаил Васильевич, я смотрю, своим стали? — едко выдавила она. — Слово новое выучили… Душнить…

Раздалась противная трель звонка, и оставшиеся в фойе студенты бросились в рассыпную. Когда из ребят никого не осталось, женщина выдохнула и, скользнув взглядом по грязному полу, покачала головой. Михаил взял со стола пёстрый журнал и раскрыл его на заложенной странице. Лидия, отдёрнув чёрную, покрытую блестками кофту, схватилась за деревянную ручку швабры.

— Не спешите, дорогая, — охранник вытащил из ящика стола новый, хорошо заточенный карандаш. — Фомин ещё не пришёл.

— А откуда вам знать, что он вообще придёт? — фыркнула Лидия. — Может, опять на соревнования уехал.

Мужчина глянул на монитор, после чего ответил:

— Так вот он бежит, торопится. Да оставьте свою швабру! Ей-богу! В конце дня придёт Максимовна и всё уберёт!

Лидия Ивановна смерила охранника сердитым взглядом, после чего всё-таки отложила швабру. Скрипнул хиленький деревянный стул. Раздалось тихое шуршание полиэтиленового пакета. Женщина вытащила два сваренных яйца и, ударив одно об угол стола, принялась аккуратно очищать его от скорлупы. Тем временем тяжёлая деревянная дверь громко хлопнула и раздались торопливые шаги.

— Доброе утро. — спешно поздоровался с Михаилом Антон, вытаскивая из кармана чёрной кожанки пропуск и прикладывая его к турникету.

— Что, решил с утра пробежку себе устроить? Все твои вот давно уже пришли.

Турникет пискнул. На дисплее высветилась зелёная стрелка и парень, отодвигая массивные железные палки, вошёл внутрь.

— Конец лета праздновал. — быстро бросил охраннику Антон, и даже не посмотрев в сторону гардероба, бросился дальше.

— Такой на вид презентабельный, а ведёт себя, как незнамо кто! — заворчала Лидия, разрезая почищенное яйцо. — Вроде отец такой видный. Адвокат. Сын, видимо, не в него пошёл.

Охранник тяжело вздохнул, после чего принялся за разгадывание нового кроссворда, старательно игнорируя начавшуюся о правильном воспитании речь Лидии. Женщиной она была, конечно, хорошей, видной. Для своих лет неплохо сохранившейся. Одно плохо — по характеру склочная, ко всему придраться любит. Всё ей было не так.

— Вот хорошо, что у нас Егор Александрович появился! — продолжала свою тираду гардеробщица.

Охранник отложил журнал, заинтересованно уставившись на знакомую. Чтоб Лидия Ивановна, и кого-то кроме директора хвалила? Мир ещё не сошёл с ума?

— Видел, видел, — задумчиво ответил ей Михаил. — Фамилия у него Крылов. Насколько знаю, из Питера приехал.

— Да, да, — закивала головой Лидия, обрадованная тем, что смогла зацепить внимание. — Как он выглядит! Такой элегантный! Такой вежливый! И такой серьёзный! Есть какая-то своя красота в его хмурости. Сразу видно — образованный человек!

Надо бы отметить, что Егор Крылов редко когда работал с обычными детьми. На его прошлой работе были разные студенты, как трудные, так и лёгкие для разговора, но всех их объединяло одно — невероятная страсть к обучению. Родители их заносили кругленькую сумму, и золотые чада изо всех сил ловили и пожирали каждое выпущенное преподавателем слово. Не было тех, кто по собственной воле пропускал занятия, не было тех, кто не интересовался дополнительными семинарами или лекциями. Все знания записывались или распечатывались, после бережно хранились, словно нечто ценное и до жути дорогое. Неуспевающие валялись в ногах, выпрашивая поддержку. А Крылов, будучи ценителем упорства и желания, всегда был готов им бесплатно помочь, объяснив тот или иной материал.

У самого Егора отношение к деньгам было специфическим. Он, как и любой человек, любил наблюдать кругленькую сумму на своей карточке,