Тайна озера самоубийц - Анна Велес

Их гость нагло, даже без стука распахивал двери. Хозяев не было. Только кабинет писательницы был заперт. Илья подергал ручку, постоял, прислушиваясь, потом еще робко постучал. Ему не ответили. Там, за дверью, была все такая же тишина.

Журналист не выдержал. Ему нужно было на воздух. Он задыхался здесь от этой жуткой пустоты. На крыльце в глаза ударил яркий солнечный свет. Совершенно несовместимый с тем, что произошло, а потому кажущийся враждебным, лишним. Илья поспешил по ступеням вниз, под тень деревьев, в сад. Он не знал, куда идет. Прочь от дома, от его тишины и пустоты. Хотя и здесь как-то душно, жарко, маятно…

Ноги сами вынесли его на знакомую поляну. Туда, где Илья впервые встретил Анну. Где звучала всегда ее музыка. Наверное, ему больше и некуда было пойти. Тем более сейчас. В какой-то миг, огибая кусты, он поверил, что снова увидит ее. Музыкант привычно сидит на своем стуле, рядом на столе, в футляре – скрипка. У Анны будет все такой же детски серьезный и немного напряженный взгляд. Как у ученицы на экзамене… Но нет. Анны больше нет.

А там, на поляне, за столом, на стуле, который обычно выбирала сестра, сидел Петр. Рядом вместо футляра от инструмента стояла бутылка коньяка и стаканы. Штук пять. Зачем, было непонятно. Наверное, Горский забрал их все, даже не задумываясь. Илья увидел отброшенную на землю коробку, Петр притащил в ней посуду.

Когда гость показался из-за кустов, хозяин дома чуть повернул голову. Как-то нехотя, лениво, излишне плавно. И уставился на журналиста. Странный, рассеянный взгляд, застывшее, каменное лицо. Илья остановился резко, смотрел на Горского с удивлением. Никак не мог смириться вот с этим выражением. Пока вдруг не понял, что хозяин дома просто сильно пьян.

– Сюда. – Петр указал на один из свободных стульев.

Это было не приглашение, но нечто большее. Почти приказ. Илья, все так же не зная, что делать, но радуясь, что нашел хоть кого-то, послушно сел. Хозяин дома тут же наполнил два стакана.

– Давай, – все так же коротко распорядился он.

Гость принял напиток, сделал глоток. Горло сдавило спазмом. До тошноты. Организм отказывался принимать коньяк. Наверное, стресс. Петр проглотил свою порцию залпом и тут же налил еще. Илья увидел, что справа в траве валяется уже пустая бутылка.

– Петь…

Кроме как позвать по имени, Илья сейчас мало что мог. А ведь надо что-то сказать, как-то… Надо снова что-то сделать. Ведь только в этот миг Илья осознал, что не он один потерял Анну. Для Петра эта утрата намного тяжелее.

– Послушай, – снова начал гость. – Я не умею правильно… Но ты… Девочки…

– Клара заперлась в кабинете, – вдруг оживленно сообщил ему Петр, будто отвечал на вопрос. – Амелия в своем сарае. Так правильно для них. А я…

Он жалко пожал плечами. Илья хотел поделиться с ним своими мыслями, сказать, что есть версия, что они должны узнать… Но, понятно, Петру это не поможет. Как и слова утешения, которых Илья все равно бы не смог подобрать.

– Послушай, – начал он. – Аня ненавидела пустые слова…

Петр резко дернулся, уставился на своего гостя с какой-то отчаянной решимостью.

– Послушай! – передразнил он его со злым сарказмом, но тут же сменил тон. – Аня этого не делала. Не могла она. В смысле, если бы и решила, то не так. Понимаешь?

Илья просто кивнул. Принять ее смерть ни один из них не мог.

– Помоги мне, – хлебнув еще коньяка, заявил Петр. Все так же решительно. Нет, это все же был не приказ. Просьба, но такая отчаянная. – Ты умеешь это. Знаю, не любишь больше свою работу. Но тут…

Он бессмысленно взмахнул руками.

– Что ты за это хочешь? – стал выспрашивать Горский. – Денег?

Илья уставился на него с изумлением и обидой.

– Нет… – Петр судорожно соображал. – Что угодно. Не знаю… Дом?

– Заткнись уже, – холодно посоветовал ему приятель.

– Музыка! – осенило Горского. – Ее музыка. Я отдам ее тебе, ту пьесу.

– Нет! – Илья не рассердился. Это было нечто иное. Какое-то жалобное неприятное чувство. – Я не буду никогда ее слушать.

Он сказал это искренне. Поздно, но… Без Анны ее мелодия потеряла смысл. Теперь Илья точно не хотел даже вспоминать ту музыку. Она была и осталась несбыточным желанием, упущенной возможностью. Символом этого.

– Возможно, – перевел журналист тему, – это несчастный случай. Так сказала полиция. Я думаю…

– Не надо, – оборвал его угрюмо Петр. – Ты просто не знаешь. Аня никогда бы не пошла к озеру. Она боялась воды. Когда она была совсем маленькой, лет пять ей было, она упала в реку. Я ее спас. С тех пор она не подходила к воде. Озеро… Она его ненавидела. Она никогда бы туда не пошла! Слышишь! Это не несчастный случай! И это не…

– Я понял, – твердо заверил его Илья.

К несчастью, он точно понял. Да, у Анны не было повода убить себя. И да, Петр явно не врет. Анна сама бы не пошла к воде.

– Ты это сделаешь? – снова упрямо выспрашивал Горский. – Ты. Они там… Полиция снова никого не найдет. Я им не верю.

– Снова? – Он не мог не задать этот вопрос. Не мог больше делать вид, что упускает те самые «ниточки».

А может… Может, это то, что нужно, чтобы не сойти с ума от всего этого? Не чувствовать пустоты и тишины? Просто делать то, что умеешь и знаешь? Как бы он ни хотел отречься от своей профессии, от всего, что оставил позади, сейчас в этом самом прошлом был выход. Он проведет расследование. Он не только узнает, что случилось на самом деле. Еще немного побудет с ней, с Анной. Отдаст долг. И вдруг после этого сможет быть свободен? От ее утраты и от себя самого.

– Так почему «снова»? – повторил он вопрос, видя, что Петр не спешит объясняться.

– Вот и узнай! – с вызовом предложил Горский, тяжело поднимаясь со стула. – Теперь ты не сможешь отказаться.

И он отправился прочь. Илья не знал, вернется ли Петр в дом или будет плутать по саду, пойдет ли на злополучный причал. Сейчас ему было наплевать. Теперь Илья хотел быть один.

6 глава

– Могу узнать, что вы там забыли? – спросил Илье в спину мужской голос. Смутно знакомый, но непривычно недовольно ироничный.

Журналист оглянулся. На причале шагах в пяти от него стоял тот самый полицейский, что допрашивал его утром.

– Я думаю, вы и сами знаете, – с достоинством отозвался Илья и поднялся с деревянного настила, на котором сидел,