Пропасть - Роберт Харрис

нашего посла из Петербурга, кот. пришла в пятницу вечером, может тебя заинтересовать, поскольку показывает взгляд России на происходящее и то, как даже на этом этапе Россия пытается втянуть нас в конфликт…

Тонкие листы бумаги из Министерства иностранных дел были жалкой заменой вербены, но другого букета у премьер-министра не было. Что могло лучше доказать его любовь к ней, его зависимость от нее, его полное доверие к ее преданности и осторожности? Он вложил телеграмму в письмо и запечатал конверт.

Глава 7

В середине дня письмо премьер-министра забрали вместе с остальной деревенской почтой из почтового ящика в Саттон-Кортни и отвезли в фургоне на сортировочный пункт в Оксфорде, потом погрузили в поезд, отправившийся в Лондон незадолго до половины шестого и прибывший на место час спустя, снова отвезли в почтовый сортировочный центр Маунт-Плезант в Клеркенуэлле и доставили с десятиминутным запасом к Ирландскому почтовому экспрессу, отходившему каждый вечер с вокзала Юстон в 20:45. В 2:20 письмо прибыло в Холихед, и через несколько часов в понедельник утром, прямо перед завтраком, почтальон после долгой поездки на велосипеде привез его в Пенрос-Хаус, где Венеция уже ждала в холле, чтобы перехватить письмо и тайком отнести наверх к себе в спальню.

Едва вскрыв конверт и развернув таинственный, почти прозрачный лист бумаги, она почувствовала в нем нечто особенное, непохожее на обычные письма.

Срочно

От сэра Дж. Бьюкенена сэру Эдуарду Грею

Сегодня утром мне позвонил русский министр иностранных дел…

Венеция прервала чтение на первой же фразе.

Сначала она подумала, что премьер-министр перепутал официальную корреспонденцию с личной почтой. Но потом вернулась к письму и поняла, что он на самом деле хотел послать ей этот документ: Вложенная в письмо телеграмма… может тебя заинтересовать. Он часто показывал ей телеграммы во время послеобеденных поездок. Но никогда прежде не присылал их почтой.

Сидя на краешке кровати в тишине Пенрос-Хауса с письмом в одной руке, а другой машинально перебирая бусины ожерелья, она прочитала письмо целиком, поначалу вдохновленная возможностью заглянуть мельком в тайный мир высокой дипломатии, затем ошеломленная, а под конец и вовсе немного испуганная как самим содержанием, так и осознанием, что сейчас ни одна женщина во всей стране не знает столько о кризисе.

Она посидела еще пару минут, постигая смысл прочитанного, пока не вздрогнула от удара гонга, созывающего домочадцев на завтрак. Быстро сложила телеграмму и письмо, засунула их обратно в конверт, запихнула его в карман юбки и спустилась по лестнице.

Никто не поднял головы, когда она вошла. Все были погружены в чтение утренних газет: отец, мать, три старшие сестры и их мужья. Племянники завтракали наверху в детской и не должны были появиться раньше середины утра. Венеция подошла к большому столу, тянувшемуся через половину комнаты, присматриваясь к дюжине серебряных блюд с приправленным специями омаром и бараньими ребрышками, яйцами и почками, картофелем и черным пудингом, томатами и грибами, шипящими от жара тоненьких свечей, расставленных под ними.

Внезапно у нее пропал аппетит. Она налила себе чая и взяла с подставки тост, а слуга тут же забрал у нее чашку и тарелку и встал рядом, ожидая распоряжений. Венеция оглядела стол и указала на пустой стул возле матери. Проходя мимо нее, Венеция через плечо матери глянула на заголовки новостей в «Таймс»:

МИР ВЫШЕЛ ИЗ РАВНОВЕСИЯ

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ РАЗОРВАНЫ

ВОЕННАЯ ЛИХОРАДКА В ВЕНЕ

Взгляд зацепился за заголовок четвертой статьи:

ДЕЙСТВИЯ БРИТАНСКОГО ФЛОТА

Он ничего не рассказывал об этом в своем письме.

Венеция села и спросила, не обращаясь ни к кому конкретно:

– И какие же действия произвел наш флот?

Старший из зятьев Билл Гуденаф, капитан Королевского военного флота, не поднимая взгляда от газеты, сообщил:

– Вчера вечером Уинстон объявил, что собирает вместе Первый и Второй флоты в Портленде.

– Это важно?

– Это облегчает мобилизацию. Но не означает, что мы собираемся вступать в войну.

– А зачем нам нужно облегчать мобилизацию, если мы не собираемся вступать в войну?

– Чисто из предосторожности. Не стоит беспокоиться, – сказал он и продолжил чтение.

Стэнли не были потомственными военными, и родителей Венеции немного смущало, что три старшие дочери вышли замуж за офицеров. Сорокалетняя Маргарет – за Билла, Сильвия – за майора Энтони Хенли из Военного министерства, а Бланш – за Эрика Пирс-Сероколда, коменданта военного училища в Камберли. Намазывая тост маслом, Венеция изучала их лица. Эти крупные, здоровые, усатые мужчины сидели вокруг стола, откинувшись на спинку стула, и, казалось, думали только о предстоящем безмятежном дне на берегу моря, ничуть не обеспокоенные тем, что пишут газеты.

– Но разве не может кончиться тем, что нас все равно втянут в войну независимо от нашего желания? – спросила она.

Билл вздохнул и зашуршал газетой:

– Как? И кем?

– Русскими и французами.

– Думаю, моя дорогая, ты еще поймешь, что дипломатия действует иначе. Здесь все решают соглашения, а у нас нет соглашений, обязывающих воевать в угоду русским или французам, – произнес он любезным, но твердым тоном, показывая, что разговор закончен.

Чуть погодя Венеция встала из-за стола и заявила, что собирается на прогулку.

– Винни, ты ведь не забыла, что обещала поиграть потом с детьми? – крикнула вдогонку Сильвия.

К тому времени, когда Венеция добралась до бухты, начался отлив. По обнажившемуся песку с важным видом разгуливали кулики. На отмелях кричали кроншнепы. У Венеции где-то хранилась фотография, на которой они с Уинстоном выкапывают крабов в этой части пляжа летом 1910 года. Всего четыре года назад. Но ей самой этим утром уже начало казаться, что то был совершенно другой мир.

Она сняла туфли, подобрала юбку и двинулась по скользким камням и мелководью к лодочному домику. Старый, прогнивший до каркаса ялик лежал на боку, привязанный цепью к причалу, словно какой-нибудь забытый узник. Она расстелила жакет на каменном выступе, открыла сумку и достала несессер с принадлежностями для письма. Потом несколько минут любовалась на море. Легкий бриз приносил к берегу запах соли и водорослей, такой густой, что его можно было ощутить на вкус.

Мой милый, я пришла в лодочный домик, чтобы ответить на твое письмо там, где могу спокойно подумать. Здесь меня никто не потревожит, не поинтересуется, кому это я пишу, и не попросит присмотреть за детьми или составить пару для игры в теннис. Только море, скалы и птичьи крики. Мир дипломатии и армий кажется отсюда оч. далеким, но ты такой хороший корреспондент, что кажется, будто бы я