Пропасть - Роберт Харрис

Вечер был теплый. Двери в сад были подперты цветочными горшками, чтобы впустить ветерок. После шумного обеда, где он сидел во главе стола с привычным сдержанным благодушием, Реймонд и Беб отправились в сад играть в шахматы, а сам премьер-министр, прихватив бокал бренди, расположился в библиотеке, чтобы сыграть в бридж в паре с Вайолет против Марго и Ока. Мачеха и падчерица, по обыкновению, повздорили, сначала по причине невразумительных заказов, потом то ли из-за плохого освещения, то ли из-за сквозняка. Иногда ему казалось, что поладить с ними сложнее, чем утихомирить министров. Ок посмотрел на него через стол и подмигнул.

Чуть позже десяти вечера зазвонил телефон.

Премьер-министр закончил партию, дожидаясь, когда горничная ответит на звонок и позовет его. Потом отпил немного бренди и вышел в гостиную.

– Премьер-министр?

Это звонил Бонэм-Картер, его личный секретарь.

– Да, Бонги?

Он не знал, откуда взялось это детское прозвище, но оно его забавляло. Юношескому легкомыслию он отдавал предпочтение перед старческой церемонностью. Дети и друзья называли его Премьер. Он не возражал.

– Простите, что побеспокоил вас, сэр. Я звоню из кабинета, так как подумал, что вы хотели бы об этом знать… Только что пришла телеграмма из нашего посольства в Будапеште.

– Да?

– Австрийцы ознакомились с ответом сербов на их ультиматум и заявили, что, хотя те и приняли некоторые требования, этого недостаточно.

– Что ж, ничего удивительного. Не засиживайтесь допоздна. Дайте мне знать, если события будут развиваться.

Он вернулся к карточному столу.

– Что случилось? – спросила Марго.

– Ничего такого, чтобы потребовалось прерывать игру. Кажется, тебе сдавать.

Час спустя, незадолго до полуночи, телефон снова зазвонил.

– Прошу прощения, премьер-министр.

– Что на этот раз?

– Пришло сообщение, что австрийцы велели своим дипломатам покинуть Белград и начали призыв резервистов. Получена также телеграмма от посла в Сербии.

– Что в ней говорится?

– Объявлена мобилизация.

Повесив трубку, премьер-министр простоял какое-то время, уставившись в стену. Значит, началось! И все же это казалось невозможным, как будто откуда ни возьмись начался пожар и завитки дыма полезли в комнату из-под двери, но никто не сдвинулся с места, потому что не мог поверить. Весь ход событий, ужасных событий, мгновенно открылся перед ним с пугающей ясностью.

Когда он вернулся в библиотеку, из сада пришли Реймонд и Беб со своими сигарами, чтобы выяснить, в чем дело. Он посмотрел на сыновей, дорогих своих мальчиков в смокингах, молодых людей чуть старше тридцати лет, мужчин призывного возраста, о которых он обещал заботиться своей умирающей первой жене.

– Всё в порядке, Премьер? – спросил Реймонд.

– Ох, это всё чертовы проблемы на Балканах, – пробормотал он.

– На Балканах вечно проблемы, – бодро сказала Марго. – Нас это не касается. Давайте сыграем в другую игру.

Воскресное утро выдалось благословенно тихим. Он еще раз поиграл в гольф перед ланчем. Во второй половине дня к дому на своей новой яркой машине подъехал Бонги, прихвативший с Даунинг-стрит доверху полный красный футляр для дипломатической почты. Премьер-министр со вздохом принял его:

– Надеюсь, вы останетесь на обед?

– С удовольствием, сэр.

Тут в гостиную спустилась Вайолет и заявила, что забирает Бонги на прогулку. Секретарь вопросительно оглянулся на него.

– Да-да, ступайте. Я сам справлюсь.

Он отнес футляр в свою комнату на втором этаже, поставил на стол и понаблюдал в окно за тем, как Вайолет с Бонги шагают рука об руку через мостик на другую сторону реки: Бонги, стройный, серьезный, выглядевший старше своих лет из-за преждевременного облысения, и Вайолет, статная, с лебединой шеей, неожиданно красивая в свои без малого тридцать. С тех пор как умерла ее мать, из всех детей Вайолет была для него самой близкой. И теперь, глядя на дочь, он задумывался, не выйдет ли она со временем замуж за Бонги. Сам он не знал, как отнестись к такой перспективе, но Марго, несомненно, будет только рада выпроводить Вайолет из дома.

Он отвернулся от окна, сел за стол, открыл футляр и достал документы.

В основном это были машинописные копии телеграмм из Министерства иностранных дел, известные как «кляксы» из-за карбоновой бумаги, с помощью которой их копировали. На нижних копиях слова расплывались. Некоторые буквы зачастую превращались в чернильные пятна. Премьер-министру приходилось подносить листы к лампе, чтобы разобрать, что на них написано. Сверху было указано время отправки и время расшифровки в Лондоне. Первая телеграмма пришла в пятницу вечером долгим маршрутом от посла в Санкт-Петербурге:

МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ВЫРАЗИЛ НАДЕЖДУ, ЧТО ПРАВИТЕЛЬСТВО ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ЗАЯВИТ О СВОЕЙ СОЛИДАРНОСТИ С ФРАНЦИЕЙ И РОССИЕЙ. ОН ОХАРАКТЕРИЗОВАЛ ДЕЙСТВИЯ АВСТРИИ КАК БЕЗНРАВСТВЕННЫЕ И ПРОВОКАЦИОННЫЕ. ЕСЛИ РАЗРАЗИТСЯ ВОЙНА, МЫ РАНО ИЛИ ПОЗДНО ОКАЖЕМСЯ ВТЯНУТЫМИ В НЕЕ, НО ЕСЛИ С САМОГО НАЧАЛА НЕ ПРЕДПРИНЯТЬ СОВМЕСТНЫХ УСИЛИЙ С ФРАНЦИЕЙ И РОССИЕЙ, ТО ВЕРОЯТНОСТЬ ВОЙНЫ ЗНАЧИТЕЛЬНО ВОЗРАСТЕТ.

Другая телеграмма, от австрийского посла, была получена сегодня утром:

ВОЙНУ СЧИТАЮТ НЕИЗБЕЖНОЙ. В ВЕНЕ ГОСПОДСТВУЕТ БУРНЫЙ ЭНТУЗИАЗМ. РУССКОЕ ПОСОЛЬСТВО ОХРАНЯЮТ СОЛДАТЫ, ЧТОБЫ НЕ ДОПУСТИТЬ ПРОЯВЛЕНИЙ ВРАЖДЕБНОСТИ.

Два самых свежих сообщения пришли из Норвегии, где кайзер проводил отпуск в путешествии по фьордам:

ГЕРМАНСКИЙ ФЛОТ В СОСТАВЕ ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ БОЛЬШИХ БОЕВЫХ КОРАБЛЕЙ МИНУВШЕЙ НОЧЬЮ ПОЛУЧИЛ ПРИКАЗ СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ В ОПРЕДЕЛЕННОЙ ТОЧКЕ НОРВЕЖСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ.

И еще через полчаса:

В ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА ИМПЕРАТОР ВИЛЬГЕЛЬМ ПОКИНУЛ БАЛЕСТРАНН И НАПРАВЛЯЕТСЯ ПРЯМИКОМ В КИЛЬ.

«По всей Европе, – подумал премьер-министр, – все сейчас занимают позиции и движутся в одном направлении – к пропасти».

Он достал из внутреннего кармана письмо, полученное от Венеции перед самым отъездом с Даунинг-стрит. Письмо, которое он уже перечитывал несколько раз, а теперь перечитал снова: Последние несколько месяцев с тобой были просто божественными… Он коснулся вербены, лежавшей на столе, размял ее между большим и указательным пальцем и вдохнул сладкий аромат. Представил лес в Пенросе, самого себя, идущего вместе с ней между деревьями и дальше по берегу моря. Как бы он хотел обо всем ей рассказать и объяснить, в каком напряжении постоянно находится, чтобы она посочувствовала ему! Он разложил документы, выбрал самые интересные и взялся за перо.

Моя милая, перед отъездом из Лондона…

И дальше, и дальше, страница за страницей, пока не пересказал ей все. А потом засомневался. Он и прежде пересылал ей кое-какую корреспонденцию, но, по сути, там не было ничего секретного. Впрочем, почему бы и нет?

Между тем никто не может с уверенностью сказать, что случится на востоке Европы. Вложенная в письмо телеграмма от