Уникум - Варвара Клюева

— Ты видел когда-нибудь, чтобы кто-то ходил по нужде таким аллюром?

— Это смотря как припрет, — глубокомысленно заявил Леша. — При удачном стечении обстоятельств можно и мировой рекорд установить.

— В любом случае ты не желала Мирону смерти, — заключил Марк без особой, впрочем, убежденности.

— Нет, желала! Желала. Когда Генрих осчастливил нас известием о радостной встрече, я готова была весь пансионат взорвать, лишь бы никогда не видеть этой гнусной физиономии. Мы столько мечтали об этом отпуске, так нет, надо было Мирону сюда заявиться и все испортить!

— Да уж, — подал голос Леша. — Теперь мы вряд ли сможем наслаждаться отдыхом. Хотя от своего присутствия Мирон нас избавил.

Снова осознав весь ужас происходящего, все погрузились в мрачное молчание.

Татьяна выбралась из кустов и молча отвязала веревку. Все было ясно без слов. Приплелся Прошка, глянул на наши лица и тяжело вздохнул.

— Я там воды согрел. Может, чаю выпьем? А то мы и не завтракали сегодня.

— Да, чаю надо выпить, — поддержал его Леша. — К тому же почти не спали. У меня все перед глазами плывет.

— Мне что-то не хочется, — буркнула я.

— Надо, Варвара, — сказала Татьяна тоном, не терпящим возражений. — И необходимо хоть немного поесть. Считай это предписанием врача. Сегодня будет очень тяжелый день. Это ко всем относится.

Мы вернулись к столу. Прошка, двигаясь как сомнамбула, оделил всех кашей. Но мне кусок в горло не лез, да и остальным тоже. Пускай даже мы с Мироном враждовали, но как можно есть, когда он лежит там, рядом, под горой, мертвый? Даже Прошка проглотил не больше двух ложек. Правда, кан с чаем вычерпали до дна.

— А почему вы почти не спали? — поинтересовалась Татьяна.

— Мирона искали. Генрих вернулся и сообщил, что его нет в пансионате, — ответил Прошка.

— Да, у нас ночь тоже выдалась беспокойной. Нина извелась, и мы боялись оставить ее одну. Честно говоря, я не придала вчерашнему инциденту большого значения. Мирона я знала не очень хорошо, но мне казалось, что такой поступок — разозлиться и уйти на всю ночь — вполне в его духе. А выходит, права была Нина. Она сразу заподозрила худое.

— Таня, а ты не знаешь, вчера в первой половине дня у Мирона не было каких-нибудь неприятностей? — осторожно спросила я.

Татьяна взглянула на меня с любопытством.

— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

— Понимаешь, он пришел сюда, в лагерь, очень раздраженный, и мы с ним поцапались. Теперь мне кажется, что Нинка права — это я во всем виновата. Но если бы я узнала, что у Мирона была другая причина для злости, мне стало бы немного легче.

— Понимаю. — В ее глазах мелькнуло сочувствие. — Не переживай. Насколько я себе представляю, характер у Мирона был нелегкий. Наверное, если что-то его раздражало, поругаться с ним было легче легкого. И какая разница, чем было вызвано это раздражение? Не думай об этом.

— Ты, Варька, ненормальная! — вмешался Прошка, явно начавший приходить в себя. — Нашла чем башку себе забивать! Если Нинка заклеймила тебя убийцей, это еще не значит, что так оно и есть на самом деле. Она потому так и разъярилась, что у самой совесть нечиста.

— И даже если ты выяснишь истинную причину дурного настроения Мирона, она от этого не станет относиться к тебе лучше, — добавил Леша. — Может быть, только еще и других обвинит. Кстати, очень даже может оказаться, что Нинка и была всему первопричиной.

— То-то и оно, что нет, — угрюмо буркнула я. — Машенька видела Полторацких вдвоем незадолго перед тем, как Мирон отправился сюда. Они вели себя, словно разомлевшие от счастья молодожены.

— Ну и что с того? Они вполне могли поругаться в следующую же минуту, — возразил Прошка. — Машенька же не видела, как они расстались?

— Да какая разница?! — взорвался Марк. — Произошел несчастный случай. Какой смысл теперь выяснять, кто, с кем и почему поскандалил? Воскресить Мирона все равно нельзя, а посыпать голову пеплом или выискивать виноватого — глупость несусветная.

— Ладно, закрываем эту тему, — хмуро согласилась я. — Пойду-ка я посуду вымою.

Татьяна вызвалась мне помочь, и мы вместе спустились к морю.

— Расскажи, если хочешь, о вашей ссоре с Мироном, — предложила она. — Выговоришься, глядишь, и полегчает.

— Мне уже никогда не полегчает, — ответила я, ожесточенно надраивая котелок. Боже, я совсем забыла, что Генрих еще ничего не знает о моей выходке! Простит ли он меня когда-нибудь?

— Да что ты такого натворила?

Я пересказала Татьяне вчерашнюю сцену. Когда я закончила, она посмотрела на меня очень странно. Казалось, она не знает, плакать ей или смеяться.

— Да, история! — протянула Татьяна после продолжительной паузы. — Честно говоря, когда Владик рассказывал мне о твоих студенческих похождениях, в том числе и о вашей с Мироном войне, я думала, он привирает. Сгущает краски. А теперь вижу, что, пожалуй, он даже несколько затушевал твой колоритный образ. Ну ты даешь, Варвара!

— А что, — встревоженно спросила я, — это действительно так ужасно? Я произвожу впечатление базарной скандалистки?

— Ну, поскольку я немного знала Мирона, могу сказать, что ты производишь впечатление самоубийцы с мазохистским уклоном. По всем законам логики, сегодня утром с проломленным черепом должны были обнаружить тебя.