Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

— Кто это? Кто здесь?!

— Это я, Вадим. Ты не бойся. Мы здесь. Катя там внизу с этой вашей девчонкой, ее кто-то ножом всю порезал! — Кравченко ногой выбил замок.

Дверь распахнулась — задыхающаяся Нина с тяжелой лампой в руках стояла на пороге. Как вообще смогла она, слабая женщина поднять этот десятикилограммовый «сталинский ампир» — абажур на увесистой мраморной подставке и как кувалдой сокрушать им запертую дверь? Впоследствии, вспоминая этот эпизод, Вадим Кравченко с крайним скептицизмом относился ко всем рассуждениям о «женской слабости».

— Скорей, я слышала крики. Лева где? — Нина, еще не веря в чудесное появление здесь, в ослепшем от темноты доме Катиного мужа, устремилась в детскую. — Его нет! Где он? — Она замерла, потом бросилась в коридор к лестнице на третий этаж.

Кравченко ринулся за ней. На винтовой лестнице обогнал, преодолел последние ступени и…

В лицо ему ударил ледяной ветер. На фоне открытого настежь окна он увидел две фигуры — маленькую в белой детской пижаме на подоконнике и рядом — темную, по паучьи приникшую к своей жертве. Темная резко обернулась — луч фонаря уперся в черное пятно вместо лица. Лицо скрывал натянутый на голову черный чулок. Кравченко ринулся к окну — существо в черном яростно взвизгнуло и с силой толкнуло маленькую фигурку — это был светловолосый мальчик — с подоконника.

Дальнейшее произошло в течение одной секунды — Кравченко ударом кулака отбросил нападавшего в сторону — в луче фонаря мелькнули потертые джинсы, кроссовки, тоже обтянутые черными чулками (уловка, чтобы не оставлять следов). Он успел подхватить ребенка, когда пальцы того уже соскользнули с карниза, за который тот тщетно пытался уцепиться. Кравченко вытащил мальчика — и в это мгновение нападавший вскочил на ноги. В руке его блеснуло лезвие ножа. Размахивая им, он снова бросился на Кравченко, преградившего ему путь к лестнице, — лезвие метило в мальчика, Кравченко увернулся, закрыв ребенка собой. Нож вонзился ему в руку. Тут подоспела Нина. Кравченко сунул ей ребенка и как танк попер на нападавшего, загоняя его в угол. Теперь, когда его руки были свободны, он знал, что делать с этим.., обмотанным чулками. Смял, выбил нож, опрокинул на пол, прижал это орущее, извивающееся создание коленом к полу и содрал с головы чулок.

— Нина, возьми фонарь, свети!

В это мгновение на чердаке вспыхнул верхний свет. По лестнице застучали торопливые шаги. До чердака добралась Катя.

— Ирина внизу включила свет, там были вывернуты пробки! — крикнула она и.., замерла, цепляясь за перила.

В ярком — слишком даже ярком, болезненном для глаз после темноты электрическом свете она увидела на полу в руках Кравченко ту, которую видела здесь в доме раньше и даже пыталась ей когда-то помочь. Это была Зоя Абаканова. Нина, прижимавшая к себе Леву, смотрела на нее с ужасом. — Вызывай милицию, — сказал Кравченко. И рывком, словно тряпичную куклу, поставил свою противницу на ноги. Темные кудрявые волосы упали ей на глаза. Она дышала, как загнанная лошадь.

Глава 39. ПОКЛОННИК

Генерал! Скажу вам еще одно:

Генерал! Я взял вас для рифмы к слову

«умирал» — что было со мною…

Ночь. Мои мысли полны одной

Женщиной, чудной внутри и в профиль…

Для переживших великий блеф

Жизнь оставляет клочок бумаги.

Иосиф Бродский «Письмо генералу 2»

Очерк о деле семьи Абакановых Катя готовила для интернетовских изданий и «Вестника Подмосковья». Из «Вестника» регулярно звонил редактор — материал ждали. Однако, несмотря на громкий финал, развернувшийся прямо у них с Драгоценным на глазах, вопросов у Кати — важных, непроясненных — оставалось множество.

А к Никите вот уже месяц нельзя было подступиться — так он был занят, так страшно занят… Кате порой даже казалось, что он намеренно избегает ее. Несмотря на то, что дело было закончено, он вбил себе в голову, что.., в общем, его и его отдела заслуги в том нет никакой. Почти. Так думалось Кате, когда она мельком — в коридоре главка или на лестнице — видела сумрачного (ну просто настоящая вещь в себе) начальника отдела убийств.

Тем временем следствие по делу шло вовсю. На дворе был уже декабрь. До Нового года оставалось не так уж много дней. И Катя решила поговорить с Колосовым, не дожидаясь боя курантов.

Весь день она буквально караулила его. С утра Колосов был в районе, потом — в областной прокуратуре. Оттуда поехал еще куда-то. После шести вечера — куда-то еще… Потеряв терпение, она уже было собралась уходить с работы и лицом к лицу столкнулась с ним в вестибюле у КПП.

— Добрый вечер.

— Никита, привет… А я тебя жду, между прочим. Весь день прождала.

— Меня? Зачем?

— Затем. — Катя одновременно разозлилась и растерялась. У него была такая дурацкая манера порой разговаривать вот так.

— Моя статья о деле Абакановых почти готова, но мне необходим твой комментарий. — Она решила взять с ним самый официальный тон. Раз вы так с нами, то и мы, мы тоже… И это после стольких пережитых совместно передряг, эх!!

— Так уж и необходим? По-моему, героем твоей статьи должен стать совсем другой. Он уже, надеюсь, свое интервью тебе дал — на дому?

— Ладно, кажется, я не вовремя. Вообще зря потеряла столько времени. Извини, пока.

Он догнал ее уже на улице у подъезда.

— Ну, ты что?

— Ничего. Как ты смеешь так со мной разговаривать? — Катя попыталась вырвать у него свою руку. — И главное — за что?

— Катя, прости. Я.., я не знаю, что на меня вдруг нашло. Нет, никуда ты сейчас не пойдешь. Я тебя не пущу. Садись в машину.

В машине они молчали. Потом Колосов включил зажигание. Поехали по вечерней Москве куда глаза глядят. И уже на Гоголевском бульваре воткнулись в пробку.

— Твои порезы зажили? — спросила Катя. — Давно уже. — Он оглянулся. Вид у него был виноватый.

— Смотри, пожалуйста, на дорогу. Сейчас въедем в тот джип с мигалкой.

— Пускай.

— Тебе все пускай. — Катя покачала головой. — Ну? И что произошло?

— Между нами? Между нами, как всегда, ничего.

— Никита!

— Ну что Никита?

— Ты так психуешь из-за того, что там, в их доме, оказался мой муж? Вадик там оказался, когда тебя там не было, да? И от этого ты такой бешеный?

Он резко обернулся.

— Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя ужасный характер? — вздохнула Катя.

— Ты вот сейчас говоришь, —