Убийства никого не красят - Сельма Эйчлер

Каким-то чудом Эллен умудрилась продержаться аж до того момента, когда за гостем захлопнулись дверцы лифта. А затем слезы хлынули в три ручья.

— Он н-не знал, к-как отделаться от меня, — выдавила она между рыданиями. — И зачем юристу п-пейджер?

— На всякий экстренный случай вроде сегодняшнего, — съязвила я. — Держу пари, он своей пикалкой пользуется постоянно. — Я неловко обняла племянницу. — Этот парень — настоящая свинья. — И ринулась в ванную за остатками бумажных носовых платков.

Следующие четверть часа я объясняла Эллен, какой мерзавец Уилл и какая привлекательная она.

— Если мужчина оценивает женщину исключительно по размеру бюста, он просто недоумок и законченный кретин, — подытожила я. Ответ Эллен потонул в рыданиях, но я знала, чем её утешить: — Ладно, пусть у тебя не четвёртый номер… Как и у Одри Хепбёрн.

Думаю, ей полегчало. Вскоре рыдания прекратились, и по моему настоянию Эллен легла спать на моем диване.

Уложив племянницу, я тоже отправилась в постель, но заснула не сразу. Я строила планы.

Надо нанять киллера. Конечно, сначала требовалось выяснить, где их берут и каковы сейчас расценки… Но, подумав, я предпочла, чтобы Фитцджеральду разбили коленные чашечки. (Нужен ли мне для этого киллер или по коленным чашкам имеются отдельные специалисты?) Однако и эту блестящую идею я вскоре отбросила в пользу другого плана. Уже в полусне я представляла себе, как, сидя за рулём чёрного сверкающего автомобиля, я со счастливой улыбкой наезжаю на Фитцджеральда, а потом, дав задний ход, приминаю безжизненное тело этого подонка к земле.

* * *

Проснулась я в семь, и сценарии, сочинённые в полночь, при свете дня показались надуманными и не такими уж заманчивыми. (Хотя, если честно, мысль об одной перебитой коленной чашечке по-прежнему выглядела весьма соблазнительно.) После обильного завтрака, который по собственной инициативе приготовила Эллен, почти успокоившаяся, но ещё не повеселевшая, я отправилась в офис.

Джеки, моя секретарша, разговаривала по телефону, когда я вошла.

— Тебя, — протянула она трубку, — некая доктор Гейл Шонфилд.

Выяснилось, что доктор Шонфилд была одним из двух врачей, обследовавших раненых близнецов в отделении скорой помощи. Но, как и предсказывала Кармен, ей нечего было добавить к той смехотворной малости, которую я уже знала.

Почти всё утро я названивала по телефону, что очень не люблю делать (для частного детектива это настоящая беда). Но, увы, иначе как через этот чёртов аппарат с окружающим миром не свяжешься.

Сначала я набрала номер «Хайятта». И опять Эрик Фостер отсутствовал. На сей раз я решила оставить сообщение. Откровенничать с телефонисткой было не очень ловко, и потому я просто представилась частным сыщиком, работающим на Питера Уинтерса, и попросила, мистера Фостера перезвонить мне при первой же возможности.

— Вы проследите, чтобы ему передали сообщение? — задала я невинный, хотя, возможно, излишний вопрос.

— Да, конечно, — вежливо ответила телефонистка. Но по её тону только дура бы не поняла, что она на самом деле думает: "А для чего я, по-твоему, здесь сижу, дубина стоеросовая?"

Затем наступил черёд двух оставшихся друзей из списка Питера. В телефонном справочнике я нашла оба имени. Следом за Лидией Бродски в моем списке значилась Шарлотта Бромли. Некая Ш. Бромли проживала на Западной Двадцатой улице — в центре города, что соответствовало словам Питера.

Автоответчик дал мне понять, что я попала по адресу.

— Привет, это Шарлотта, — сообщил тоненький голосок маленькой девочки. — Я нахожусь в заслуженном отпуске, вернусь шестнадцатого марта. Пожалуйста, оставьте сообщение. Обещаю перезвонить, как только приеду. И не забудьте дождаться гудка!

Держи карман шире! Шестнадцатое марта! Целый месяц томиться в ожидании?!

У Клэр Джозефс, проживавшей в одном доме с близнецами, я тоже было напоролась на бездушную машину, но через пару секунд на другом конце провода раздался живой человеческий голос.

Ответившая женщина производила впечатление абсолютно ошалевшей. Оно и понятно: где-то рядом с ней орал ребёнок, да столь пронзительно, что даже у меня, находившейся на расстоянии нескольких миль, чуть не лопнули перепонки.

Когда я попросила о встрече, Джозефс поведала, что у её сынишки побаливает ушко. Педиатр, вызванный утром, заверил мамашу, что ничего серьёзного, но "попробуйте объяснить это Грегги", пожаловалась моя собеседница. Затем, очевидно обрадовавшись возможности побеседовать хоть с кем-нибудь, кому перевалило за три года, она сообщила, что уже привыкла к непрестанным воплям Грегги — у него колики с рождения, — но за последние два дня он довёл её просто до предела. Однако, закончила Джозефс, со мной она увидится с удовольствием.

— Может быть, ближе к концу недели? — предложила она. — Уверена, к этому времени он выздоровеет.

— Когда скажете.

— Тогда в четверг. Приходите днём. Около двух вас устроит? В это время малыш спит! — орала она во всё горло, стараясь перекрыть вопли ребёнка, становившиеся всё громче и громче. — Лучшее время для беседы!

Я поспешила согласиться, лишь бы только больше не слышать маленького крикуна. Оставила очумевшей мамаше оба телефона, служебный и домашний, на случай, если планы изменятся, и распрощалась. А потом сидела неподвижно, наслаждаясь роскошью тишины в нашем умеренно шумном офисе.

Без четверти одиннадцать, направившись к фонтанчику с питьевой водой, я столкнулась нос к носу с Уиллом Фитцджеральдом.

— Привет, Дезире, — поздоровался он как ни в чем не бывало. — Как раз шёл к вам. Вчерашний ужин был просто потрясающим, давно я так хорошо не ел! Только жаль, что пришлось рано уйти. Дома я застал полный кавардак. — Я слушала с каменным лицом. — Ребятки меня здорово обчистили. Унесли телевизор, новую аппаратуру, которую я купил за шестьсот долларов, когда приехал в Нью-Йорк, и часы «Омега». Их мне дедушка подарил, когда я закончил юридический факультет. И кто знает, что они ещё упёрли, я пока не всё осмотрел!