Искатель, 2002 № 08 - Журнал «Искатель»

— Вы хотите сказать?..

— Мой прадед был связан с воровским миром, — вздохнула Надежда. — Не знаю, сам он ее украл или взял у кого-то на хранение, об этом история умалчивает.

История, которую мне поведала правнучка вора, длилась до самого утра, и до самого утра не гасла лампадка под иконой. Голос ее был то спокоен, то взволнован, а в одном месте ей пришлось прервать свой рассказ, потому что слезы мешали говорить. Она одна замаливала грехи за весь порочный клан Вавиловых.

Я же по возможности буду краток и постараюсь все передать своими словами.

Счастливым обладателем коллекции Николай Сергеевич Широков стал в шестьдесят втором году. Он не заплатил за нее ни копейки, потому что Зинаида Кон-дратьевна подарила ему мундштуки с трубками на день рождения. Они работали тогда в одном НИИ. Широков простым инженером, а Зина с Машей лаборантками. Отец Зиночки к тому времени уже умер, а мать постоянно ворчала, когда натыкалась на никчемный сундук. Подарок получился поистине царским, потому что Широков как раз собирал курительные приборы, но о таком прибавлении даже не мечтал.

В шестьдесят втором году Степану было всего три года. Об отце мальчика никто ничего не знал. В те годы рожать без мужа еще считалось позорным, особенно в той трущобной среде, где жила с сыном Зинаида Кондратьевна. Именно тогда знакомые и родственники начали муссировать слух, что отец Степы не кто иной, как инженер Широков. Мальчика во дворе стали дразнить «инженерским сыном». На вопросы Степана об отце Зинаида Кондратьевна отвечала уклончиво, и в десять лет парень поклялся со свойственным этому возрасту максимализмом, что смоет позор кровью. Но через год случилась трагедия, он попал под машину и остался без ноги. И первыми, кто пришел на помощь, были Коля и Маша. Они задарили инвалида подарками, они взяли несчастную мать к себе в домработницы. Однако ненависть Степана к предполагаемому отцу от этого не утихла, а наоборот, разгорелась еще больше.

Прошли годы. Степан женился, детские клятвы забылись, и ненависть теперь уже к главному инженеру завода Широкову была не такой острой, как раньше. А если и подкатывало, то заливалось вином или бесследно растворялось в любви к жене и дочери. Но однажды, весной восемьдесят восьмого года, произошел неприятный разговор между сыном и матерью. Зинаида Кондратьевна советовала Степану поменьше пить и побольше уделять времени семье, а то не ровен час — лишится и жены-красавицы и любимой дочки. Степа лишь отгораживался заученной фразой: «У нас с Шуркой все путем». И тут мать не выдержала: «Все путем, говоришь? Не тем ли самым путем, которым она ходит в гости к Широкову?» — «Врешь! Ревнуешь к своему хахалю!» — «Никакой он мне не хахаль и никогда им не был!»

Степан ушел от матери в смятенных чувствах и незаметно для нее прихватил связку ключей от квартиры Широковых. Она только на другой день обнаружила пропажу, и пришлось Николаю Сергеевичу выдавать ей новые ключи.

А дома у Вавиловых разыгрался настоящий скандал, и Степан впервые за двенадцать лет дал волю рукам. «Я убью его!» — орал он и бил при этом Шурку. «Правильно, убей, — спокойно сказала она, и мужнина рука опустилась — давно ведь хотел это сделать». — «Так ты его не любишь?» — понял он главное. «А ты как думал?» В тот вечер Александра прочитала ему целую лекцию о том, какие волчьи времена вскоре наступят и как к ним надо приспосабливаться. Шура не была провидицей, просто об этом говорили солидные люди, начальники всяких рангов, с которыми она в последние годы якшалась. Широкова она называла «трамплином в будущее». Его связи и его деньги им пригодятся, чтобы устроить себе «хорошую жизнь». Степан слушал ее с открытым ртом; он и не подозревал, что его жена настолько хитра и коварна. Надя тоже слушала, сидя в другой комнате. Она уже была не такой маленькой, как считали ее родители, и все мотала на ус.

«Как же ты завладеешь его деньгами? — удивлялся Степан. — Ведь после смерти инженера все достанется Лизе!» — «Достанутся официальные деньги, счет в банке, но имеется заначка, о которой Лиза ничего не знает». Степан был настолько ошарашен всем услышанным, что даже не поинтересовался, при каких обстоятельствах Шуре удалось узнать о заначке инженера. «У них «общак» с Максом Ведомским, начальником милиции, втайне от всех домашних. Сумма приличная, а отношения между друзьями хреновые. Деньги хранятся у третьего лица, поэтому взять оттуда можно лишь при обоюдном согласии, а согласия-то как раз и нет. А теперь, представь, друзья мирятся, Широков приглашает к себе Макса, а на другое утро находят труп инженера, а также отпечатки пальцев Ведомского! Вот тогда-то я смогу… мы сможем получить часть «общака»!» — «А если меня посадят?» — решил уточнить Степа. И тогда она раскрыла перед ним все карты, рассказав о коллекции деда Ларисы Витальевны Божко. «Ты понимаешь? Все ментовское начальство будет у меня на крючке! А если и сорвется, то много тебе не дадут: состояние аффекта, ревность и все такое. Да и зона будет не строгой, учитывая твою инвалидность. А уж когда вернешься!..»

Степан думал две недели, и неизвестно, что повлияло на принятое им решение, Шуркина авантюра или неистребимая ненависть к дяде Коле? А может быть, все вместе, потому что в эти дни он пил по-черному.

Первого мая Степа уезжал на турбазу. Обычно Шурка давала ему в попутчицы дочку, чтобы не сильно распускался в отсутствие жены. На этот раз Надя оставалась дома с матерью. В тот знаменательный день девочка закатила родителям истерику. Она вцепилась отцу в ноги, не пуская его из дому. Родителям пришлось применить силу. От живой ноги отца они ее кое-как оторвали, а вот протез Надя оторвала сама и бегала с ним по квартире, пока Шурка не поймала ее и не отхлестала кухонным полотенцем. Инцидент был списан на начало подросткового возраста, который у всех, как известно, не сахар.

Степан ушел с турбазы ранним утром второго мая, едва забрезжил рассвет, а вернулся в пятом часу вечера со стороны леса. При этом еле держался на ногах. На вопрос друзей, что он делал в лесу так долго, отвечал: «Сморчков хотел набрать, да нет ни хрена!» В цехе потом долго ходил анекдот про Степу со сморчками, вернее, без сморчков. В ту же ночь он устроил дебош и загремел на пятнадцать суток