Современный российский детектив - Анна Майская

– Они были там, у дома Бояркова? – спросил я.

– Кто?

– Эти люди, которые за мной следили.

– Скорее всего – да. Потому что слишком споро завертелось колесо. Ночью все случилось, а к утру уже был готов ордер на твой арест. Так что они успели и посовещаться, и компромат на тебя слить, и подписание ордера организовать.

– У них свои люди в прокуратуре?

– Мы здесь не сами по себе, а чьи-то, – засмеялся Мартынов. – Прокуратура, как система, служит не закону вообще, а конкретным людям и кланам. Знаешь, какой первый вопрос возникает у всех, когда в прокуратуру приходит новый работник? Чей он человек? И в зависимости от ответа на этот вопрос с ним строятся отношения. Здесь война, Женя. Клан на клан. Правила суровы.

Тот клан, что обслуживал интересы Ласунского, попал впросак. Они вцепились в меня, а их противники – тот же Мартынов, к примеру, – очень быстро обнаружили шаткость воздвигаемой конкурентами конструкции и решили использовать оплошность противника. Стали вставлять палки в колеса. Одно из непреложных правил чиновничьей игры: не давай усилиться конкуренту. Умыли их, словом. И теперь могли праздновать победу. Мне просто повезло. Если бы не раздрай в прокуратуре, меня бы съели в два счета.

– Подписку о невыезде они с тебя в конце концов снимут, – сказал Мартынов. – Это лишь вопрос времени. И заживешь как прежде. Женишься наконец. На этой своей красавице. Ну, с телевидения которая.

– Полякова?

– Да. Теперь ты, как честный человек, должен на ней жениться.

– До сих пор не могу понять, почему она так поступила.

– Любит, – определил бестрепетно Мартынов.

– Плохо вы ее знаете. У нее вместо сердца – пламенный мотор.

– Но вытащить тебя она помогла, – засмеялся Мартынов.

Лично мне было не до шуток.

– А вы знаете, что исчезла Ольга Бояркова? – озвучил я терзавшие меня все десять дней страхи.

Мартынов перестал смеяться:

– Неужели?

– Да. Еще тогда, до моего ареста.

– Она в больнице, Женя, – сказал Мартынов, глядя на меня внимательно и с состраданием, как мне показалось. – Попала туда в день гибели своего мужа.

– А в чем дело? – осведомился я, похолодев, потому что видел лицо Мартынова и уже понял, что ничего хорошего он мне не скажет.

– Она вскрыла себе вены. Пыталась покончить жизнь самоубийством.

* * *

Ольгина палата была заперта на ключ. Мой провожатый, немолодой уже доктор, долго возился с замком, прежде чем его открыл. В палате обнаружилась кровать, на которой лежала бледная лицом Ольга. Единственное окно было забрано решеткой, дополненной мелкоячеистой сеткой. Не больница, а тюрьма.

– Это все в интересах самих больных, – сказал за моей спиной доктор, чутко уловив мои мысли.

Я обернулся к нему. Он понял и сделал шаг назад, за порог, но дверь не прикрыл и остался стоять в проеме двери безмолвным стражем.

Ольга скосила глаза, но головы не повернула. В ее взгляде не угадывалось ничего. Я опустился на пол у ее изголовья. Теперь мы были рядом.

– Здравствуй, – сказал я.

Чуть дрогнули ресницы. Поздоровалась.

– Прости, я не мог прийти раньше.

Никакой реакции.

– Доктор сказал мне, что тебя скоро выпишут, – солгал я, выдавая желаемое за действительное.

И снова никакой реакции. Мне показалось, что Ольга не в себе.

– Теперь я буду приходить к тебе каждый день.

Ее руки были укрыты стареньким больничным одеялом. Я не видел запястья, по которому Ольга полоснула лезвием.

– Я тут тебе принес кое-что. Ты скажи, чего тебе хочется, я завтра привезу.

Она смотрела на меня и явно слышала все, что я ей говорил, но молчала, будто в результате всех неприятностей потеряла способность говорить. В палате было сумрачно и прохладно. Сильный запах лекарств. И этот Ольгин взгляд. Под ним мне стало холодно.

Доктор за моей спиной выразительно кашлянул. Я сделал вид, что не услышал его призыва обернуться.

– Тебя не ограничивают в рационе? – спросил я у Ольги. – Я мог бы принести фруктов.

Слабое движение уголком рта в ответ. Фрукты ее не интересуют.

– Может быть, какие-то соки, – не сдавался я. – Или шоколад. Ты хочешь шоколада?

Та же гримаса в ответ. Доктор в дверях снова кашлянул. Я обернулся. Доктор показал взглядом, что для первого раза достаточно.

И тут Ольга заговорила. Я даже вздрогнул от неожиданности, услышав ее голос – обычный, совсем не слабый, против ожидания.

– Я не хочу жить, – сказала она. – Я не буду жить.

– Ну что ты! – заволновался я, но Ольга меня оборвала.

– Уходи! – сказала она.

Перевела взгляд на потолок. «Если это правда, я уйду», – сказала она мне совсем недавно, как раз перед тем, как погиб ее муж. Ей уже сообщили про Бояркова.

– Ты знаешь об Антоне?

– Да, – ответила Ольга односложно.

– Извините, – подал голос доктор.

Пора уходить. Я поднялся.

– Приду завтра, – пообещал я Ольге.

– Не надо.

Я склонился и поцеловал ее. Кожа была прохладной. Ольга как будто удалялась от меня, становилась чужой. Я вышел из палаты. Доктор закрыл дверь, загремел ключами.

– Переведите ее из этого карцера, – попросил я. – Иначе она сойдет с ума.

– Нельзя.

– Почему?

Он посмотрел на меня профессиональным взглядом врача – взглядом человека, который знает больше, чем может сказать.

– Вы же видите, в каком она состоянии, – сказал он со значением.

– Думаете, может повторить попытку?

– Она непременно ее повторит. Сразу, как только доберется до какого-нибудь острого предмета. Тяга к самоубийству у нее прямо маниакальная. Это болезнь, поймите.

– И вы ее лечите?

– Да.

Они не приводили ее в чувство после первой попытки самоубийства. Они пытались предотвратить новые.

– Значит, она еще побудет у вас?

– И довольно долго.

– Вы говорили с ней?

– О чем? – не понял доктор.

– Почему она это сделала.

– Неприятности, – ответил он коротко.

– Неприятности – вообще? А не какие-то конкретные?

– Иногда в жизни человека начинается черная полоса. Ничего радостного, накапливаются одни отрицательные эмоции. Дальше дело известное. Депрессия, состояние непрерывно ухудшается, выхода не видно, и заканчивается все нервным срывом.

– Попытка самоубийства?

– Например. Хотя это вовсе не обязательно.

Я догадывался о причинах. Ольга держалась до тех пор, пока не верила, что ее муж был способен убить Жихарева. Стоило ей поверить, и она сломалась. Я уже знал, что она пыталась покончить с собой утром того дня, когда я в последний раз ее видел. Мы распрощались, я отдал ей ключи от своей квартиры, и Ольга поехала на работу. До начала занятий оставалось минут пятнадцать. Ольга заперлась в туалетной кабинке и полоснула себя лезвием по венам. Кровь брызнула на кафельный