Еще одна версия - Андрей Хоренович Кежоян

Через три часа после убийства Борис Сергеевич Нерезков был задержан у себя дома. Одновременно с задержанием у него в квартире произвели обыск и изъяли чистую белую рубашку с вышивкой, в которой он был вечером в парке.

Вскоре Орехово-Зуевский районный народный суд рассматривал дело по обвинению Нерезкова в убийстве и осудил его к десяти годам лишения свободы. В основу приговора как прямое доказательство вины Нерезкова были положены показания Малахова. Другими доказательствами виновности Нерезкова явились показания находившегося в тот вечер в парке Ершова и контролера парка Павлова. Они опознали в Нерезкове одного из тех, кто бежал из парка по аллее от места убийства к запасному выходу. Свидетели Петров, Грачев и Бурлаков также подтверждали пребывание Нерезкова в парке перед убийством.

Казалось, вина подсудимого доказана, он опознан очевидцами, однако Нерезков продолжал отрицать свою причастность к преступлению.

В связи с неоднократными жалобами осужденного Генеральный прокурор СССР решил, что доказательства, положенные в основу приговора по делу Нерезкова, необходимо перепроверить. Эту работу было поручено выполнить помощнику Генерального прокурора СССР Евгению Николаевичу Краснопевцеву — внешне придирчивому, но исключительно сердечному человеку с огромным опытом и профессиональным чутьем — и мне.

Детально ознакомившись с делом и доводами осужденного, которые он приводил в своих жалобах, мы выехали в Орехово-Зуево.

Нас смущала главным образом одна, но очень немаловажная деталь: на рубашке убийцы не оказалось следов крови. «А должны ли они быть?» — в то же время спрашивали мы себя, ведь на потерпевшем была дерматиновая куртка, сквозь которую кровь вряд ли могла брызнуть на убийцу. Истинные мотивы убийства также не были установлены ни следствием, ни судом. Мы предположили, что это результат недоработки следователя.

В городе Нерезкова знали как рецидивиста и отъявленного хулигана, поэтому ни у кого из следственных работников не было ни малейшего сомнения в справедливости приговора.

В первую очередь мы решили побеседовать с матерью убитого — Марией Петровной Кулаковой. Она была несколько удивлена, когда мы пришли к ней домой. Нам очень не хотелось ее беспокоить, но другого выхода не было.

Эта пятидесятилетняя седеющая женщина подробно рассказала нам, как она одна, без мужа, который погиб в Великую Отечественную войну, воспитывала единственного сына и работала на текстильном комбинате. И вот, когда сын наконец возмужал, выучился и поступил работать — тоже на текстильный комбинат, случилось непоправимое. Горе надолго приковало Марию Петровну к постели. К моменту нашего посещения она уже вышла на работу, но по всему было видно, что эта убитая горем женщина никогда по-настоящему не оправится.

Я спросил у нее, не сохранилась ли одежда Паши, в которой он был в тот вечер.

— Кажется, куртка сохранилась, — ответила Мария Петровна.

В сарае мы нашли дерматиновую куртку коричневого цвета с множественными порезами — как раз то, что нам было нужно. Эксперт, производивший вскрытие и исследование трупа Кулакова, его одежду не осматривал, а сразу вернул ее родственникам убитого. Поэтому естественно, что он даже не пытался ответить на вопрос, соответствуют ли повреждения на куртке ранениям на теле потерпевшего по характеру, форме, размерам и месту расположения. Этот существенный недостаток следствия нам пришлось восполнять самим.

Куртку Кулакова вместе с необходимыми данными мы направили во Всесоюзный институт судебной медицины Министерства здравоохранения СССР, а сами занялись перепроверкой доказательств, положенных в основу приговора.

Первым делом тщательно осмотрели место происшествия. Затем, чтобы выяснить, насколько могут быть достоверны показания очевидцев события, мы провели следственный эксперимент. Для этого пришлось проделать большую подготовительную работу. Прежде всего необходимо было путем опроса свидетелей и работников парка установить, какая была в парке обстановка в момент убийства и, самое главное, какова была степень освещенности аллеи. Затем при помощи окулиста мы выяснили, не ухудшилось ли за последний период зрение у Малахова. Только после этого с его участием мы провели следственный эксперимент, причем были точно воспроизведены все обстоятельства происшествия.

Оказалось, что с того места у танцевальной площадки, где стоял Малахов, можно разглядеть фигуры людей у скамьи, на которой сидел Кулаков (до нее от этого места 55 метров), можно лишь приблизительно определить одежду людей, но совсем нельзя различить их лица. Таким образом, в результате эксперимента показания Малахова утратили то бесспорное доказательственное значение, которое придавалось им ранее.

Показания Петрова, Грачева и Бурлакова вовсе не имели доказательственного значения, так как сводились лишь к тому, что до убийства они видели Нерезкова в парке, но это он и сам не отрицал. Факт бегства Нерезкова из парка, который подтверждали свидетели Ершов и Павлов, сам по себе не мог служить доказательством того, что убийца именно он.

К моменту окончания проверки из Института судебной медицины поступило заключение, в котором содержался ответ на вопрос, могла ли рубашка преступника в момент нанесения им ранений своей жертве остаться не забрызганной кровью. В заключении отмечалось, что в данном конкретном случае на рубашке убийцы обязательно должны были остаться следы крови, так как два из пятнадцати ранений он нанес Кулакову в открытые, не защищенные курткой части тела — у основания шеи и в верхнюю часть грудины. Это заключение также позволило получить определенное представление о форме, размере и других признаках орудия убийства.

Вернувшись в Москву, мы доложили о результатах проверки Генеральному прокурору СССР. Вскоре по его протесту приговор в отношении Нерезкова был отменен, а сам Нерезков освобожден из-под стражи.

Теперь предстояло ответить на вопрос, кто же настоящий убийца. То есть требовалось провести повторное расследование преступления. Это расследование было поручено мне.

По существу, надо было начинать все сначала. Предстояло максимально «осветить» личность потерпевшего, выяснить мотивы убийства (в частности, не совершено ли оно из мести), проверить ряд версий, и в том числе версию о том, что преступник — кто-то из лиц, убежавших через запасной выход. Стало очевидно, что без установления этих лиц найти истину будет трудно.

Кропотливая и упорная работа, поиск и опросы сотен граждан, находившихся в тот вечер в парке, наконец дали результаты: удалось установить личность одного из тех, кто в интересующий нас момент был в непосредственной близости от места преступления и, следовательно, видел убийцу. Этим человеком оказался А. А. Носов. Вскоре через него были установлены и другие свидетели преступления — В. П. Глотов, по кличке Муха, и С. С. Лексиков. За период, прошедший после убийства в парке, все трое уже были осуждены за