Видеть — значит верить - Джон Диксон Карр

вы сейчас сидите… – (Вики тут же вскочила на ноги, чувствуя, будто чья-то рука сжала ей сердце.) – А когда все случилось, я не мог выдать себя, поскольку поставил бы юного Артура в неловкое положение. Никогда не следует забывать о приличиях, моя милая.

«Это сон», – подумала Вики и, обхватив себя руками так, будто продрогла, принялась расхаживать по комнате, все той же уютной комнате, где стояли пухлые кресла, обитые белым кретоном, лежали многочисленные коврики, а блестящий паркет из древесины твердых пород так разошелся от времени, что стал поскрипывать у дальнего окна. Она обвела глазами светло-желтые стены, бросила взгляд на прилежно вычищенный камин из красного кирпича и букет цветов на рояле. Все оставалось прежним, но в то же время изменилось самым кардинальным образом.

Ведь Артур, ее Артур, задушил здесь девушку. Странно. Да, первым делом Вики поразила странность этой ситуации. Но если поразмыслить, что в ней странного? Ей представился Артур: коренастая фигура, смуглая кожа, нечастый смех. Вполне приятный мужчина, если не выдергивать его из интеллектуальных глубин, опрятный и довольно прижимистый.

Интимная жизнь у них не складывалась. Любовником Артур оказался грубым и неловким; это наводило на опасные мысли, и по истечении двух лет совместной жизни Вики Фейн, чья чувственность понемногу пробуждалась под неуклюжими ласками супруга, сделала определенные выводы. К примеру, стала догадываться, что в умелых руках ощутила бы нечто куда более приятное.

Например, в руках Фрэнка Шарплесса.

Достаточно обратиться в полицию, и…

Вики с омерзением отвергла эту предательскую мысль. Артур – ее муж, и невозможно делить с кем-то свою жизнь, дом, спальню – два года, двадцать четыре месяца, бог знает сколько часов, – не испытывая к этому человеку хотя бы умеренной симпатии. Что бы ни случилось, мужа надо оберегать.

Честное слово, Вики уже не помнила, почему вышла за него замуж. Прошлое сделалось нереальным. Его затянуло туманной пеленой. Два года назад Артур казался ей человеком довольно пылким, байронического типа; кроме того, указывала мать, девушке пора замуж. И снова опасные мысли… Резвятся в голове, будто сатиры.

– Милая моя, – заботливо произнес Хьюберт Фейн, в очередной раз прочистив горло, – вам нездоровится. Должно быть, здесь слишком жарко.

Услышав это, Вики замерла у камина, после чего на нее напал истерический смех.

– Тсс! – повторил дядя Хьюберт. – Однако, поскольку мы не в состоянии сменить тему разговора, не позволите ли затронуть деликатный вопрос?

– Разве бывают вопросы деликатнее того, что мы сейчас обсуждаем? – осведомилась Вики.

– Не вижу причин, по которым этот прискорбный случай должен испортить нам жизнь, – объяснил Хьюберт.

– Теперь, когда любой звонок в дверь может означать… – начала Вики.

– Нет, это вряд ли, – задумчиво остановил ее дядя Хьюберт, – ведь наш Артур спланировал все с присущей ему дотошностью. Но позвольте договорить, милая. С возрастом понимаешь, что в основе любой нераскрытой лжи лежит компромисс.

– Вот бы полисмены придерживались такого же мнения!

Но Хьюберт оставался непоколебим.

– Артур оценил бы эти слова по достоинству, – не без удовольствия продолжил он, – а теперь перейду к сути дела. Будучи любящим дядюшкой, пусть и не родным для вас, я не мог не заметить, что ваш брак, имеющий все внешние признаки удачного, не вызывает вопросов у окружающих, но и не лишен своих трудностей.

Вики промолчала.

– Как юная дама, вы, несомненно, обожаете мужское общество. – Хьюберт сделал паузу. – К примеру, общество капитана Шарплесса.

Вики вздрогнула. Хорошо, что она стояла к дяде Хьюберту спиной и старый плут не увидел, как изменился цвет ее лица – нет, не из чувства вины, но от досады, что этот пройдоха подмечает все на свете. «Что, теперь он и меня станет шантажировать?» – лихорадочно думала она.

– В вопросах общения с противоположным полом то же самое относится и к нашему Артуру, – вещал Хьюберт. – Вы же замечали, что он находит мисс Энн Браунинг чрезвычайно привлекательной?

И снова Вики промолчала.

– Ну вот! – просиял дядя Хьюберт и подмигнул ей, словно благосклонное божество. – Как гласит затасканная поговорка, сам живи и другим не мешай. Если обе стороны проявят должную осмотрительность, не вижу причин забивать голову судьбой Полли Аллен; в конце концов, пусть с ней разбираются библейские авторитеты. Что сделано, то сделано. Размышлять над этим неприятно и невыгодно. Куда лучше жить дружно и счастливо. Думается, при желании я сумел бы подтвердить эти слова цитатой из Священного Писания.

Вики сделалось тошно.

– Вы что угодно подтвердили бы цитатой из Священного Писания! – выпалила она и развернулась, придерживаясь за край каминной полки. – Вы шанта…

– Милая моя, – с искренней озабоченностью перебил ее Хьюберт, – ну зачем вы себя накручиваете? Это вредно для здоровья. Главное, помните: вы должны выглядеть наилучшим образом и вести себя так, будто ничего не случилось. Если не ошибаюсь, сегодня на ужин придут капитан Шарплесс и мисс Браунинг. – Он умолк и задумался. – Ах да, припоминаю… Я взял на себя смелость пригласить еще одного гостя.

– О господи!

– Да-да. Это врач. Психиатр, чье профессиональное мнение непременно вызовет у вас интерес. Доктор Рич его имя, Ричард Рич. Мы познакомились много лет назад, а сегодня утром я случайно встретил его в баре гостиницы «Руно». Доктор Рич так и не добился особого успеха в этом мире, и я решил, что славный ужин придаст ему моральных сил. – Хьюберт насторожился, будто дрессированный пес. – Вы же не против?

Вики подумала, что времена, когда она могла быть против, остались в прошлом.

Она подошла к двум окнам в дальней стене гостиной, остановилась у одного и, барабаня пальцами по подоконнику, выглянула в сад, залитый светом жаркого солнца. Паркет громко скрипнул под ногами, напоминая, что пора бы его починить; но как его вообще чинят, этот паркет?

Ее мысли не опускались до подобных пустяков. Требовалось заново спланировать ужин с поправкой на еще одного гостя, и Артур оказался убийцей, и в любую минуту в дверь мог постучать коренастый полисмен. Крепкая, здоровая, красивая Вики, в коричневом джемпере, черной юбке, телесного цвета чулках и таких же туфлях, стояла у безупречно чистого окна, склонив голову, и отчитывала себя за неподобающие мысли. Ее сознание уподобилось чистому бланку под заглавием «Перечень сомнений и страданий».

– Дядя Хьюберт, – вдруг спросила Вики, – какой она была?

– Кто, моя милая?

– Та девушка. Полли Аллен.

– Ну же, милая, повторяю, вам не следует…

– Скажите, какой она была!

– Если честно, – ответил после минутного колебания Хьюберт, – она слегка походила на Энн Браунинг. Разумеется, не общественным положением. И не возрастом, поскольку ей было несколькими годами меньше – то ли восемнадцать, то ли девятнадцать. И еще она была брюнеткой, а не блондинкой. Пожалуй, она напоминала мисс Браунинг впечатлением, которое производила. Сказал бы, что она была хорошенькая; хотя когда я видел ее в последний раз, это утверждение не соответствовало истине.

Вики сжала кулаки. Заевшей пластинкой фонографа в голове крутилась одна и та же мысль:

«Ну и ситуация! Ну и ситуация! Ну и ситуация!»

Глава вторая

Назавтра утром – то есть в пятницу, двадцать третьего августа – мистер Филип Кортни вышел из гостиницы «Руно» на солнечную Риджент-стрит.

На душе у него тоже светило солнце.

Было одиннадцать утра. Кортни уже позавтракал, хоть и позже обычного, выкурил трубку – первую за день, а потому самую вкусную – и не спеша просмотрел газеты. До вечера, когда ему предстояло сделать несложную работу, он был совершенно свободен.

Челтнем, не менее симпатичный, чем другие английские городки, с благородством его выкрашенных в белый цвет домов и цветочными клумбами, просторными тенистыми улицами и схожестью с городом Бат, но без присущих тому тесных и замусоренных переулков, производил самое приятное впечатление, и Кортни задумался, не совершить ли предобеденный моцион.

Но пока он размышлял над этим, стоя на теплом от солнца тротуаре, за спиной воскликнули:

– Фил Кортни! Ах ты, старый конь!

Кортни обернулся.

– Фрэнк Шарплесс! – воскликнул он в ответ.

В тысяча девятьсот тридцать восьмом году на улицах Челтнема форма цвета хаки встречалась значительно реже, чем в наши