Врата тайны - Ахмет Умит

шла грусть», – говорила она, целуя его в губы. Отец стеснялся, наверное, хотя этого я уже не могу вспомнить. Но его тонкое бледное лицо и грусть в черных глазах я забыть не смогла. Хотя и очень хотела… Потому что отец ушел от нас, ничего не объяснив; ушел к тому же к мужчине.

Чтобы прогнать мысли об отце, я отвела глаза от окна и просто смотрела вперед. Но любопытный взгляд соседки не дал мне развеяться. На этот раз я не отвернулась, а закрыла глаза и слушала только гул самолета. Если бы еще не это беспокойство внутри меня… Я старалась не думать ни о чем. Ни о растущем в моем животе ребенке, ни о бросившем нас отце, ни о городе отца, в который мне пришлось поехать, хотя совершенно не хотелось… Оторваться бы от прошлого, настоящего и будущего. Исчезнуть в темном, самом глубоком и самом спокойном саду сна… Отдать свое тело, разум и сердце воле этой пустоты…

2

Ее зовут Карен, а не Кимья!

И тогда я услышала голос… Мужской голос… Мягкий, теплый, полный любви. Сначала я не могла разобрать, что он говорит, и стала вслушиваться. Это было скорее бормотание, наполненное мягким укором и любовным упреком. И тут я поразительно четко услышала: «Кимья… Кимья… Кимья-ханум…»

Я вздрогнула и открыла глаза. Сначала посмотрела на сидящую рядом со мной женщину, но та, казалось, утратила ко мне всякий интерес, вперилась взглядом в электронное табло, чтобы понять, когда мы наконец сядем. Я с любопытством обернулась назад, но кресла за мной пустовали. Поглядела вперед – там сидела молодая парочка. Нет, никто здесь не мог сказать «Кимья». Верно, привиделось во сне. Но когда я успела уснуть? Значит, закрыла глаза и отключилась… И тут я снова будто услышала этот голос – в оживших воспоминаниях. «Кимья… Кимья-ханум!» – уже очень давно никто мне так не говорил… С тех пор, как от нас ушел отец. Только отец называл меня Кимьей… И Шах Несим… Друг отца, его сердечный товарищ, человек, который его у нас отнял. Он тоже называл меня «Кимья-ханум». Высокий, с длинным лицом и длинными пальцами. У него были светло-коричневые, почти желтые глаза, которые всегда смотрели с любовью. Или мне просто так запомнилось. В моих воспоминаниях, связанных с ним, не было ничего плохого… Ну, кроме того, что он забрал у нас отца. Когда моя мать сильно злилась, называла его желтоглазым дьяволом. Но со временем боль ушла из ее сердца, и она стала меньше говорить о нем плохого. «Может быть, они даже счастливее нас, – говорила она, – да, они эгоисты, но гораздо более удачливые, потому что у них есть цели, ради которых они способны отказаться даже от самых любимых своих людей». Хотя я тогда и не могла до конца понять, что это были за цели, вполне сознавала, что они связаны с религией, верой. Все, что я слышала от отца, все, что прочитала в книгах, которые он мне давал, все сказки, одна красочней другой, притчи, молитвы, большинство из которых я забыла… Да, все это должно было быть связано с религией. Уже подростком я старалась понять своего отца, чье лицо не стиралось из моей памяти, и этого желтоглазого шейха. Я хотела найти причину. Справедливую причину, которая заставила любившего меня до безумия отца вдруг уйти из семьи. Но не смогла. Хотя даже моя мама простила и отпустила его, у меня не получилось. Именно из-за произошедшего я почти не пользовалась именем Кимья, которым он меня называл. Да и никому, начиная с мамы, это имя не нравилось. Даже за то недолгое время, пока она увлекалась Востоком, она ни разу не назвала меня Кимьей – для нее я всегда была Карен. Отцу она не мешала обращаться ко мне как к Кимье, но один раз запретила это Шаху Несиму. Это произошло за два месяца до того, как отец нас покинул. В тот раз Шах с отцом, как они обычно это делали, надолго заперлись в комнате и не выходили наружу. Ненадолго в дверях появился Шах Несим. «Кимья, Кимья-ханум, – позвал он меня, – ради Аллаха, принеси, пожалуйста, стакан воды».

Мы с мамой как раз сидели в гостиной, и тут она разозлилась. Разозлилась не на просьбу этого человека, а на то, что он столь долгое время проводил с ее мужем в закрытой комнате. Она воскликнула: «Ее зовут Карен, а не Кимья!» После поднялась и сама принесла наполненный до краев графин воды. Шах Несим не выказал ей никакой обиды и, приняв от нее через приоткрытую дверь графин, сказал: «Да пребудет с вами милость Аллаха».

Моя мама будто взбесилась: ведь этот человек не давал ей в ее же собственном доме зайти в комнату ее собственного мужа! Но обычно мама прятала гнев в себе, по крайней мере, пока я училась в школе.

Потом Шах Несим перестал появляться в нашем доме. Возможно, именно поэтому отец от нас ушел. Я никогда не говорила об этом с матерью. Это было совсем неважно. Правда была совершенно ясна. Какой бы ни была причина, отец ушел от нас – и ушел к мужчине. С тех пор никто не называл меня Кимьей, даже во сне. Но сейчас, когда я закрыла глаза всего на миг…

Или это был не сон? А если отец и Шах Несим сейчас в самолете? Хотя я и понимала, что это чушь, все же не удержалась от того, чтобы хорошо осмотреться по сторонам. Моя любопытная соседка озиралась вместе со мной. Конечно, ни Шаха Несима, ни моего отца тут не было.

– С вами все в порядке? – спросила наконец женщина, не удержавшись. – Ничего плохого не случилось?

Я заставила себя улыбнуться.

– Со мной все в порядке, просто искала стюардессу.

«Надо успокоиться», – подумала я, усаживаясь удобнее. Очевидно, что все мне просто приснилось. Перелет из Лондона в Стамбул был долгим, потом я сразу побежала на пересадку в Конью… Вот и почудилось. Да и прошлой ночью я нормально не выспалась. Нервничала весь вечер, хотя рядом и был Найджел… Ладно, в конце концов, это всего лишь деловая поездка. На выходных я снова буду в Лондоне… Я вспомнила маму, Найджела. И когда подумала о Лондоне, мне полегчало, даже проблемы больше не казались слишком серьезными… Хорошо, если бы удалось еще немного вздремнуть перед посадкой. Я снова закрыла глаза, но тут же вздрогнула от внезапно зазвучавшего голоса…