Детектив к Рождеству - Анна и Сергей Литвиновы

— Надо. Одно скажу: в этот раз ты со мной не полетишь.

— Еще как полечу.

— Даже не думай — не пущу.

— Куда же ты без любимой внучки? А кто улыбкой детские сердца согреет?

— Сам.

— Своим «хо-хо-хо»? От него даже кошки разбегаются. А иные детки — в слезы.

— Не спорь. Останешься дома. Я с собой Лионеля возьму.

Снегурочка погрозила пальцем:

— Это мы еще посмотрим, дорогой дедушка Санта. А Лионеля мы можем и так взять: он веселый, с ним не соскучишься.

2

Лифт полз из недр земли медленно, с толчками и рывками, мучительно подвывая и постанывая. Через решетку можно было хорошо разглядеть каменную лестницу, которая спиралью шла наверх. Перил не было, глаз радовали только возникающие время от времени редкие площадки, островки с нехитрой мебелью.

Несколько раз лифт так сильно и натужно взвывал, что двум пассажирам, которых он вез, явно становилось не по себе.

— Ты уверен, что он доедет? — спросил первый, с кислой физиономией и колючим взглядом. — Не рухнет вниз?

— Посмотрим, — сказал второй пассажир. — Ах, братец, как мы жили! Как короли! Хорошо было управлять целым научным институтом, а не дышать гарью и пеплом в аду да паленой кожей. Мы с тобой — демоны культурные.

— Это да, — мрачно согласился его спутник. — Мы — культура. Оплот цивилизации.

— Интеллектуальная элита, что касается нашего ущемленного небесами сословия! Недаром же в универе на химическом учились?

В лифте ехали близнецы Злыдень и Болтун: бледные, черняво-кучерявые, пучеглазые, с острыми подбородками, на которых словно резцом высекли ямочки. Первый был худ и похож на язвенника, второй, напротив, в меру упитан и даже вальяжен. Одеты они были в обноски.

Болтун ностальгически продолжал:

— Профессорам лапшу вешали, что, мол, ничего не знаем, вчера только из колыбельки. Знали бы они, когда мы из этой колыбельки-то вылезли! Где и при каких обстоятельствах. А как девок опаивали зельями, студенточек наших, а, Злыдень? И зубы им заговаривали? Опоили, заговорили — и в койку. Эх, было время!

Пока они были заняты разговором, скрипя, постанывая и вздыхая, лифт дополз до последней площадки, встал — и двери разъехались в стороны. Близнецы осторожно вышли, осмотрелись. Лампочка в плафоне под потолком потрескивала и светила тускло и неравномерно.

— Добрались? — усмехнулся Злыдень.

На площадке было темно и неприветливо. Диван, обитый кожзаменителем, тумбочка, стул. Гробовидный платяной шкаф. Мутное зеркало на стене. Злыдень полез в карман и вытащил оттуда связку ключей.

— Ну дверь только одна, — кивнул он.

— Переодеться надо, — подхватил Болтун. — Не забыл?

Близнецы распахнули двери шкафа и зарылись в его нехитрое содержимое. Минут через пятнадцать оба приоделись. Болтун стоял в сильно поношенном ретросмокинге, какие носили светские львы или дирижеры, а Злыдень — в хиповской надорванной джинсе. В руках они брезгливо держали по телогрейке.

— Ключей у тебя много, меня это настораживает, — заметил Болтун.

— На нужном должна быть фенечка, — молвил Злыдень. — Вот она. Да тут еще на двух — красная, синяя и желтая… С какого начнем?

— Тебе дали ключи — пробуй, братец.

Злыдень вставил ключ в замочную скважину — чуть выждав, провернул его три раза и потянул дверь на себя. Дикий ор тысяч голосов, как на футбольном поле во время хорошей атаки, волной обрушился на них, а за ним и вой медных труб. Близнецы даже отступили. Перед ними открывались коридор и выход на арену древнего цирка, где сейчас расхаживали львы и несколько гладиаторов стояли тесно спиной друг к другу, ощетинившись короткими копьями и мечами, закрываясь щитами от зверей. Несколько убитых воинов и животных уже лежали в опилках, истекая кровью.

— Ух ты! — воскликнул Болтун. — Посмотрим?

— С ума сошел? — оборвал его Злыдень.

И тут перед ними возник огромный как гора лысый стражник в короткой тунике с мечом в ножнах у пояса. Он уставился на двух чудаков и проревел:

— Кто такие? Бродяги? — Он потянулся огромной клешней к Болтуну. — На арену их, к Спартаку!

Злыдень быстро захлопнул дверь:

— Не вышло.

— Спартак и без нас разберется.

— Не сомневаюсь.

— А ведь этот урод прав: мы бродяги, — печально вздохнул Болтун. — Как можно было не спросить, какого цвета фенечка, а?

— Ладно, Болтун, вторая попытка, — констатировал Злыдень, вставил другой ключ, провернул его и открыл дверь.

Они стояли перед каменным мешком, по которому катился тяжелый низкий рык. Несколько высоких арочных проемов шли по кругу. На стенах горели факелы. До тошноты пахло непреходящей сыростью и гниющей плотью. На каменном полу валялись кости и раздавленные человеческие черепа. А потом оба увидели хозяина этого колодца: к ним из темного проема в стене настороженно выступил монстр.

— Кто заказывал Минотавра? — тихонько спросил Болтун.

— Хочу жрать! — прорычало чудовище с телом человека и тяжелой рогатой головой быка, с налитыми кровью глазами. — Жрать! Жрать! Жрать!

— Нет, тебя нам точно не надо, — пробормотал Злыдень и тотчас вновь захлопнул дверь. — Как-то не выходит.

Болтун уже мелко посмеивался, его плечи тряслись.

— Чего ты ржешь?

— Давай, умелец, дерзай дальше, — покачал головой Болтун. — Ключик с фенечкой!

— Ладно, третий пошел, — зло молвил выходящий из себя Злыдень, управляясь и с этим ключом.

Он распахнул дверь, и тут чудесный освежающий эфир объял их. Ночной, зимний, морозный. И городской пейзаж в снегу был радостным и привычным — площадь с бронзовым истуканом, пятиэтажки, автомобили в снежных шапках на капотах.

— Ну вот и он, ласковый русский Север, — вдохнув полной грудью, пробормотал Болтун. — Выходим. Только бы узнать: тот ли это самый городок?

— Да тот, тот, нам же сказали, будет площадь и памятник. Улица Северная, проще не придумаешь, дом 44, магазин «Охотник-рыболов».

— И ни одного мотора, — заметил Болтун.

— Город покойников. Двинули пешком.

Выходя с площади, они увидели на лавке у стены, под тепловой трубой спящего бомжа в «капустной одежде» — на нем было с десяток свитеров и курток. На трубе спали две кошки. Под лавкой и вокруг нее снег растаял, проступил асфальт. Теплой сыростью и старой одежонкой веяло от этого пятачка.

— Оазис, — кивнул Болтун на сопящего в полусне бездомного. — Где улица Северная, товарищ абориген? — Кошки нехотя приоткрыли глаза, но веки их тотчас начали сонно слипаться. — Вы меня слышите?

— Не ори в ухо, — пробормотал бомж.

— Где ваша улица Северная?

— Тама, — не открывая глаз, отмахнул рукой в мохнатых варежках.

— Тама — это где?

Бомж разлепил глаза и приподнялся на локте. Элегантный вид вальяжного человека в смокинге и телогрейке насторожил его. Бомж снял рукавицы, вытащил из кармана одного из пиджаков плоский пузырек,