Светотени - Сергей Васильевич Гук

против самого же общества. Но значит ли это, дамы и господа, что мы должны принести в жертву наши демократические принципы исключительно для того, чтобы положить конец бесчинствам радикальных элементов? Или наше законодательство все же дает достаточно возможностей исполнительной власти, чтобы решительно пресечь террор и насилия, откуда бы они ни исходили? Вот те вопросы, которыми задаются сегодня многие, глядя на эту картину. Дипломатическое представительство дружественной нам страны в самом центре столицы средь бела дня оказалось в руках горстки террористов, которые ни в грош не ставят не только моральные ценности нашего общества, но и человеческие жизни. И те внушительные полицейские силы, которые стянуты к посольству — увы, как всегда, слишком поздно, — демонстрируют в очередной раз редкостное бессилие властей перед разгулом политического террора…»

Министр внутренних дел ткнул в кнопку дистанционного управления и убрал звук. Осталось изображение — телекомментатор с толстым микрофоном в руке, жестикулирующий на фоне полицейских в шлемах, блокировавших здание захваченного террористами посольства. Министр повернулся к человеку, стоявшему у стола, предложил сесть. И когда тот опустился в кресло, спросил коротко:

— Итак?

— Крайне тяжелая ситуация, господин министр. Между первым и вторым этажами здания двойная металлическая решетка. Лестница сверху простреливается насквозь, у этих типов автоматы и гранаты. В общем, все то же самое, как я вам уже докладывал по телефону. Ничего нового.

Министр взглянул на часы.

— Через полчаса истекает срок ультиматума. Ваши действия?

— Наши люди ведут сейчас переговоры с террористами. Стараемся протянуть время.

— Ну а если через полчаса они убьют первого заложника?

Шеф полиции только вздохнул в ответ.

— Почему бы не попытаться отвлечь внимание террористов, имитируя перестрелку, а под шумок высадить десант с вертолета на крышу посольства?

— А если они взорвут здание вместе с заложниками?

— Хорошо, что в таком случае предлагает наша полиция? Что, кроме пассивного бездействия?

— Пообещать террористам, что их требования будут в ближайшее время рассмотрены на специальном заседании кабинета министров. Часть предложений, видимо, можно будет принять сразу, по другим вести переговоры. Дождаться темноты. А там попытаться обезвредить их.

— Вы всерьез верите, что они способны взорвать всех, в том числе и самих себя?

— Такая опасность не исключена, господин министр. Вы разрешите — я сейчас хотел бы лично выехать на место происшествия. Оттуда я буду поддерживать с вами связь по телефону.

— Хорошо, — ответил министр, — поезжайте.

— Хватит трепаться, — прорычал собеседник комиссара на другом конце провода. — Или все «полипы» — все до единого — выметутся из здания, или мы шлепнем кого-нибудь. Ровно через десять минут. Все понятно? — И бросил трубку.

— Решайте, — сказал комиссар, — что будем делать. Времени нет.

Шеф полиции поднял взгляд на лестницу — через эту проклятую решетку, похоже, действительно не пробиться. Да и к самой решетке не проберешься — все простреливается. Он посмотрел на полицейских, толпившихся в вестибюле, — они тоже глядели в его сторону.

— Немедленно, — сказал он, — соедините меня о министром. Никого пока не отводить, ни одного человека, понятно?

Разговор с министром состоялся тут же, прямо с городского телефона дежурного по посольству. Короткий разговор. Шеф полиции повернулся к комиссару:

— Он хочет сам поговорить с террористами. Как это сделать?

— Сейчас, — засуетился дежурный, — сию минуту. — И соединил абонента по коммутатору с приемной посла.

Комиссар закурил. «Тем лучше, — подумал он, — пускай сам попробует».

— Эй! — раздался вдруг голос сверху, из-за решетки. — Внимание, слушайте нас.

Несколько полицейских двинулись было к лестнице — в ответ ударил выстрел, и тот же голос заорал:

— Я сказал слушать, а не двигаться. Всем оставаться на местах!

Пауза. Те, кто ближе к лестнице, могут различить наверху две фигуры: кто-то в маске подталкивает револьвером другого. Остальных не видать, очевидно, залегли за баррикадой из мебели. Человек без маски кричит: «Прошу вас, выведите же наконец полицейских из здания («И не подумаем», — кричит кто-то снизу). Я атташе по культуре, меня хотят расстрелять, спасите!»

Комиссар и шеф полиции переглядываются. Выходит, разговор министра с террористами закончился ничем. Атташе снова уводят. Звонит телефон внутренней связи на столе у дежурного. Комиссар берет трубку:

— Слушаю.

Истерический голос кричит:

— Если через две минуты — вы слышите, ровно через две — «полипы» не уберутся, мы прикончим атташе. Можете передать это вашему министру. И пускай больше не звонит.

— Что будем делать? — спрашивает комиссар.

— У меня, как ни странно, появилась надежда, — говорит шеф полиции, — что до дела не дойдет. Интуиция подсказывает. Уж больно много угроз. Кстати, ультиматум ведь истек?

— Первый — да, но есть второй — тот закончится через две минуты.

— Значит, будет третий, и четвертый, и пятнадцатый, — говорит шеф полиции. — Уж вы мне поверьте. Обычно так и бывает: или они выполняют угрозу сразу, или не выполняют. Как, помните, те, которые захватили самолет…

Вверху звучит выстрел. За ним второй, третий. Решетка сдвигается, и что-то тяжелое падает с лестницы. Это тело мужчины. Решетка захлопывается.

— Чек на три тысячи, — сказал шеф-репортер крупнейшей в стране газеты. — За сведения о террористах. За фамилии и подробности гонорар удваивается. За право сослаться на полицию — возрастает до десяти тысяч. Какой из вариантов больше устраивает?

«Развязный, сукин сын, — подумал офицер по связям с прессой. — Послать бы тебя куда подальше вместе с возомнившей о себе газетенкой. А потом мое начальство тоже послало бы меня — стоит только ее владельцу наябедничать министру». Вслух он сказал:

— Мы сами готовы заплатить тому, кто даст нам хоть какие-то сведения.

На лице у репортеришки скептическая гримаса. И тон все тот же развязный, панибратский:

— Так уж? Не хотите ли вы сказать, будто наша полиция ничего не знает? Честно говоря, мне не хотелось бы огорчать читателей сообщением, будто самые неинформированные люди в стране носят форму стражей порядка.

— Мы не ясновидящие, — раздражается офицер. — В посольство доступа не имеем. Кто захватил заложников, пока можно только гадать.

— За гадание мы тоже платим. Итак, в качестве рабочей версии: кого подозреваете?

— Подозревать можно чертову уйму лиц — что от этого толку? Нужны факты, какие-то зацепки, а их у нас нет.

— Хорошо. — Репортеришка из «самой-самой», видно, решил лезть напролом. — Допустим, эти двести строк надо было бы давать вам. Для экстренного выпуска. Что бы вы сообщили?

— Все, что мне известно: захват заложников, требования террористов…

— А самого главного и нет: кто захватил? Леваки, фашисты, марсиане? Слушайте, неужели вы до сих пор не допросили охрану на входе, неужели они не дали вам описаний этих типов, проникших в посольство? Пари держу, что у вас наверняка уже изготовлены фотороботы, ведь так? Эх, — щелкнул он пальцами, — да за эти снимочки наш босс отвалил бы… страшно сказать сколько. Но