Человек с клеймом - Джоан Роулинг

Ему понравилась хмурая физиономия Нортмора.

– При всем этом, – сказал Нортмор, – мы были бы рады узнать, что такое "Барнаби" и где это находится.

– Справедливо, – сказал Страйк. – На Карнивал-стрит в Харингее есть свалка под названием "У Брайана Джаджа". Там работают мусоросжигательные печи и утилизируют автомобили в неурочное время. Марко Риччи, брат Луки, был там несколько часов назад, привозил грязный фургон.

Нортмор и Айверсон обменялись взглядами, и у Страйка сложилось впечатление, что подозрения относительно свалки или ее владельца уже высказывались.

Айверсон снова посмотрела на часы на стене.

– Допрос закончен без семи два. Выключив запись, она сказала: – Все в порядке, мистер Страйк. Вы свободны.

Страйк устал, проголодался, нога болела, и ему пришлось оставить свой "БМВ" в Харлесдене. Тем не менее, он чувствовал, что провел эту ночь с выгодой для себя.

Глава 94

Но когда снег на Рождество

Улегся на холмы, –

Моя любовь взошла так рано

Моя любовь так рано встала,

Тайком, не сказав ни слова,

Одна пошла в приход.

А. Э. Хаусман

XXI: Бредон Хилл, парень из Шропшира

В пять утра Робин, которая почти не спала, решила, что нет смысла оставаться в постели, и встала, чтобы сварить себе кофе.

На ее телефоне было три пропущенных звонка от Мерфи, все из которых она проигнорировала, и несколько сообщений, которые она читала по мере их поступления. К одному из них был прикреплен видеоролик: Мерфи снял, как выливает бутылки водки в кухонную раковину. Робин задумалась, в чем смысл. Неужели он вообразил, что она считает его спрятанные запасы мировыми?

Его умоляющие, извиняющиеся, объяснительные тексты были полны информации, о которой она не знала. На работе его начали допрашивать, и начальник говорил с ним о его пристрастии к спиртному после того, как коллега "сдал его", зная, что он употребляет водку на работе.

В своих ночных сообщениях он утверждал, что не говорил ей ничего об этом из-за внематочной беременности: не хотел обременять ее, не хотел сваливать на нее все свои проблемы после всего, что ей пришлось пережить. Он говорил, что месяцами его терзало чувство вины, что Робин слишком хороша для него, что он любит ее больше любой другой женщины, но если она захочет уйти, он поймет, потому что он подорвал ее доверие способами, которые не собирался оправдывать, но он все еще умолял ее остаться, дать ему еще один шанс, позволить ему проявить себя.

Совокупный эффект этих текстов не только лишил Робин сна, но и наполнил ее гневом, чувством вины и страха.

История Мерфи противоречила сама себе. Он уже находился под следствием на работе до ее госпитализации, и она была уверена, что он лгал о той ночи, когда наступила беременность, и что он действительно был пьян, когда они занимались сексом. Хотя она не могла возложить на него всю вину – это был ее выбор какое-то время пользоваться презервативами и отказаться от противозачаточных таблеток, – она все же винила его во вспышке ярости, когда она, наконец, спросила, пил ли он. Из-за этого она чувствовала себя такой виноватой, ложно обвинив его.

И все же… глядя в темное небо, Робин не могла лгать себе. Она была далеко не безвинна.

Мерфи ни разу не упрекнул ее за то, что она добровольно провела долгие месяцы под прикрытием на ферме Чепмен, из-за которых ее психика оказалась в таком хрупком состоянии, что она не хотела возобновлять прием гормонов. Он был исключительно добрым и поддерживал ее после ее возвращения к нормальной жизни, и именно тогда (она поняла, оглядываясь назад) он перестал много говорить с ней о своей работе. Она легко скатилась к привычке не расспрашивать его о подробностях, предполагая, что отсутствие разговоров о работе – это то, что ему нужно. Разве женщина, которая искренне его любит, не стала бы давить сильнее, даже если бы это привело к ссоре? Он, конечно, был двуличным, но разве она не была слишком готова быть обманутой? И разве она не лгала своему парню, либо открыто, либо умалчивая, месяцами?

Робин пила свой быстро остывающий кофе и вспоминала ту ночь, когда плакала, уткнувшись лицом в стол партнеров, из-за потерянного ребенка, но также и из-за Корморана Страйка. Ты говоришь, что любишь меня, но мне кажется, ты скрываешь от меня часть себя… неужели она была одной из причин, по которой Мерфи снова начал пить? Иногда между нами возникает расстояние, и я не знаю, может, это просто ты такая, и вот так ты любишь… Она вспомнила то облегчение, которое ощутила, когда их обошли с покупкой дома… Даже в канун Рождества не можешь обойтись без того, чтобы тайком не написать ему… – она тогда не писала Страйку, но проверяла телефон, надеясь, что он написал ей… так часто она чувствовала себя виноватой – не по букве, но по духу.

Могла ли она бросить Мерфи сейчас, в один из самых тяжелых моментов его жизни? После того, как он был рядом с ней, после фермы Чепмен и беременности? Что с ним будет, если она уйдет? Что, если его уволят? Она подумала о бывшем Ким, который покончил с собой после того, как Ким его бросила. Ей снова привиделось прекрасное лицо Шарлотты Кэмпбелл, различаемое сквозь кровавую воду. Несмотря ни на что, она считала Мерфи в основе своей хорошим человеком. Она не раз говорила ему, что любит его.

Не в силах выносить мысли, которые все глубже погружали ее в тоску, Робин сходила в душ и оделась. Пока она сушила волосы, Мерфи снова написал ей.

Пожалуйста, не покидай меня. Пожалуйста.

Робин не ответила. Было до смешного рано, но ей было все равно: она пойдет в офис и разберется с документами.

Глава 95

Итак, кто же ему разбил голову? Кто, скорее всего, разобьет ему голову?

Джон Оксенхэм

Дева Серебряного Моря

Спустя час после того, как Робин вышла со станции "Тоттенхэм-Корт-Роуд", она поняла, что Страйк отправил ей сообщение, пока она ехала в метро.

Позвони, когда проснешься, у меня была напряженная ночь.

Робин набрала.

– Что случилось?

– Я думал, ты еще спишь. Где ты?

– Чаринг-Кросс-Роуд.

– Какого черта ты встаешь так рано? – спросил Страйк.

– Не могла заснуть,