Грязный город - Хэйли Скривенор

полицейские производили в доме обыск. И, как это ни нелепо, ей казалось, что они непременно отыщут Эстер в одной из комнат. Ведь бывает же так, что утерянная вещь неожиданным образом обнаруживается сама собой, когда к поискам привлечен кто-то посторонний.

Позже Констанция поняла, что уже приняла решение. Продиктовав следователю телефон Шел, она подсознательно сделала выбор. В душе ее произошел некий сдвиг, что-то в ней умерло, когда она увидела туфлю дочери в запечатанном прозрачном пакете, и больше не возродится.

Приехала Шел. Констанция впустила ее, проверив, чтобы дверь осталась незапертой. Ей казалось очень важным, чтобы обе двери – входная и черного хода – не были закрыты на замок. Она боялась, что Эстер, не сумев попасть в дом, просто повернется и снова исчезнет в ночи. Шел принялась мыть посуду, заваривать чай, а Констанция смотрела на график дежурств Стива, висевший на холодильнике. Конечно, он был на работе после полудня. Это какое-то недоразумение. Его ключи от дома до сих пор лежали на кухонном рабочем столе.

Шел не спросила, что произошло. Констанция сидела за столом, на том самом стуле, на который она периодически присаживалась с трех часов дня. Каждый раз, вставая с него, она надеялась, что сейчас увидит, как Эстер входит в дом. Даже не верилось, что с тех пор прошло девять часов. На зеленой скатерти виднелись круги от чашек. Это постарались родственники Стива: не зная, что делать, они в смущении сидели за столом и торопливо пили чай, чтобы поскорее уйти. Час был поздний, но Констанция все ждала, что Эстер вот-вот прибежит домой и примется рассказывать, что она потеряла туфлю и потому так долго не возвращалась – боялась, что мама из-за этого рассердится на нее. Стив вернется и выяснится, что следователи – мошенники, вели фиктивное расследование. Но теперь эти заезжие аферисты испарились, и все будет как прежде. Утренний разговор с Шел ей просто приснился – кошмар, омрачивший ее жизнь в часы бодрствования. Такое с ней уже бывало: порой она просыпалась с обидой на Стива за то, чего он на самом деле не совершал.

Шел сидела с ней в кухне. В час ночи Констанция поднялась из-за стола и пошла в спальню, чтобы позвонить матери. Обычно они разговаривали по телефону раз в год, в день рождения Эстер. Сейчас она решила ей позвонить, потому что, несмотря на все их разногласия – несмотря на то, что мать никогда не была для Констанции палочкой-выручалочкой, – ждала, что та решит все проблемы дочери. Как в игре: берешь карточку, а на ней написано: «С нее хватит. Она больше не выдержит».

Услышав в трубке сонный недовольный голос матери, Констанция расплакалась. Рыдала так громко, что Шел прибежала из кухни. Она взяла у нее трубку и тихим голосом объяснила ситуацию.

– Шел, скажи ей, чтоб не приезжала! – истерично вскричала Констанция, чтобы Шел поняла, насколько это важно.

Та удивленно посмотрела на Констанцию, но просьбу ее передала, а еще через несколько секунд кивнула и повесила трубку.

– Она не приедет, – доложила Шел так, словно сама не верила в то, что произносила. – Просила позвонить ей, как только что-то станет известно.

Констанция с ужасом представила, как вела бы себя мать, будь она здесь, рядом. В комнате стало бы нечем дышать.

Почему она не способна противостоять тем, кто ее окружает? Это ее проклятие, ее крест.

Констанция вернулась на свой стул.

Она хотела спросить у Шел, как ей теперь вести себя со Стивом, что вообще это значит, но лицо, казалось, отяжелело от слез, набухло, да и не знала она, как выразить свои мысли словами. Она заметила, что лицо Шел тоже мокро от слез, и внезапно ею овладела неодолимая потребность поговорить о чем-нибудь, о чем угодно, только не о том, что сейчас происходит. Нога, на которую утром упала чашка, до сих пор болела. Казалось, это было тысячу лет назад.

– Я тебе рассказывала, почему мы с мамой не общаемся? – спросила Констанция. Она знала, что не рассказывала, но так было проще всего начать разговор.

Шел покачала головой, отирая лицо тыльной стороной ладони.

– Мой отец умер, когда я была маленькой, но я хорошо его помню. В нем было все то, что маме не дано. Доброта, сердечность. Когда он занимался мной, уделял мне внимание, казалось, кроме нас двоих, никого в мире не существовало.

Чайник вскипел, и Шел встала, чтобы заварить чай.

Констанция даже не посмотрела на нее, а продолжала говорить, глядя на скатерть.

– После его смерти мама долго оставалась одна. Но потом начала встречаться с одним из его друзей. Открыто, не таясь. Он периодически навещал ее, справлялся, как у нее дела, и они постепенно сблизились. Но свои отношения не афишировали. Я ни о чем не догадывалась, пока он не переехал к нам.

Констанция вспомнила себя в подростковом возрасте. Внешне она была пай-девочкой. При матери, от которой веяло ледяным холодом, никакой другой она быть и не могла. Но порой в глубине души она позволяла себе злиться, гневаться на несправедливость судьбы: почему не мама умерла, а отец?

– Фрэнк во многом был как мой отец, – продолжала Констанция. – Добрый, сердечный человек.

– Никогда не слышала, чтобы ты говорила о нем, – заметила Шел, ставя на стол две чашки с черным чаем. Молоко в доме кончилось.

В присутствии матери Констанция испытывала ужас, но потом, когда отчим клал ладонь ей на спину, ее словно окутывало прозрачное облако. Мягкое, теплое, с красными и фиолетовыми прожилками, подобно гигантским галактическим туманностям, которые запечатлевают на фото.

– Мне ты можешь рассказать, – подбодрила Шел Констанцию, вплотную придвинувшись к ней на стуле.

– Она застала нас вместе. Мне было пятнадцать. Он просто обнял меня. Наверное, хотел подарить мне немного тепла. Но мама вообразила бог весть что, стала орать на весь дом, слушать нас не желала. Она так и не простила ни его, ни меня.

Жалость Шел была бы для нее невыносима. Но та и не думала ее жалеть.

– Значит, не видать тебе поздравительной открытки на Рождество, – пошутила Шел.

Констанция рассмеялась. Ее смех непривычно звонким эхом рассыпался по темной комнате. Констанцию захлестнула волна благодарности. Ей вспомнилось, что было потом. Мать отправила ее в школу-интернат. Она была одна в целом свете, пока не познакомилась со Стивом. Тогда она впервые за долгое-долгое время почувствовала, что, возможно, встретила человека, которому не безразлична.

– Прости, – промолвила Шел. – Досталось тебе. А ты ведь девчонкой совсем была.

Констанция не поощряла общение Эстер с бабушкой. Помнится, когда она последний раз