Кульбиты - Валери Тонг Куонг

class="p1">– Конечно, – отвечает Джона и берет ее за руку. – Помни, я с тобой. Ты не одна. Что бы ни случилось, я рядом, и все будет хорошо, твоя мама умная, сильная, она знала, что делать, ты должна в нее верить.

Из каждого дома, из каждого здания выходят ошеломленные люди – узнать, все ли в порядке. Все на месте, лишь несколько небольших повреждений от ветра и дождя, город почти уцелел – только через весь центр идет широкая полоса разрушений.

Выйдя из спортивного зала на улицу, Лени чувствует, что вернулась в свое тело. Она хочет только одного – найти маму, возможно, и папу, остальное неважно, даже Айрис, даже Свен не важны. Она бежит и плачет, плачет и молится, до ее дома всего метров сто, а вокруг – только обломки, крики, стоны, мольбы. И вот они – ворота, вернее, место, где они стояли, – от них ничего не осталось, только два квадратных столба, на которых они висели, и прямо перед ними – мужчины в форме, в шлемах, натягивают ленту, перекрывая проход. Лени не понимает, дышит ли она, не понимает, как ей удается выдавить из горла хоть звук, она рычит: «Это мой дом, мне нужно туда, там моя мама, я должна ей помочь», но мужчины ее не пускают и не слушают объяснений: «Не мешайте, мэм, это наша работа, мы здесь, чтобы помочь пострадавшим». Джона удерживает ее, а спасатели направляются туда, где раньше был ее дом, ее родное гнездо. Отсюда, от ворот, уже видно, насколько все ужасно: крыша сорвана, перегородки между несущими стенами разрушены, сад и мастерская исчезли под грудами металла, досок и камней, сбоку торчит керамический пьедестал от раковины. Телефон Лени вибрирует, ее сердце вздрагивает, но это не Нора, это Лоретта: «Боже мой, Лени, я только что узнала! Смерч! Где ты? Как мама? Как дом? В каком он состоянии? Подожди, твой отец скоро приедет, он обедал у меня. У него была встреча с компанией, которая торгует сельхозоборудованием. Он недалеко. Я тоже могу приехать». Лени перебивает ее: «Бабушка, я не могу сейчас говорить», потому что мужчины в шлемах возвращаются, подходят к Джоне и отводят его в сторону – но все чувства Лени обострены, и она слышит их, как будто они шепчут ей прямо в ухо: «Извини, старик, – говорит тот, кто выглядит главным, – не думаю, что там есть кто-то живой. Видел эти руины? Весь дом буквально рассыпался. Лучше бы увести отсюда девочку».

Джона сжался, согнулся, как будто стал ниже на десять сантиметров, он потрясен и едва не теряет сознание.

– Надо продолжать, надо искать дальше, вы же не собираетесь сдаться так быстро. Она жива, наверняка жива, вы просто не знаете Нору Бауэр.

Он оборачивается в тот самый момент, когда Лени бросается вперед: прыжок – и она окажется по ту сторону ленты, и мы еще посмотрим, кто прав. Он кидается на нее, валит на землю, обхватывает руками. Нежно гладит по голове, по щекам и тоже плачет. Он говорит ей:

– Лени, найди своего отца.

Эдди

Он толкает дверь в бар-ресторан. Здесь, в промышленной зоне, заведения работают без перерыва с одиннадцати утра и до полуночи. Этот бар оформлен в стиле Дикого Запада – скамьи, обитые искусственной кожей, длинные деревянные столы, пыльные рамки с фотографиями ковбоев, меню на огромной грифельной доске, как в мясной лавке, клетчатые фартуки. Здесь готовят для крепких парней, для тех, кто целый день вкалывает, для усталых дальнобойщиков – им нужны калории, стейки и жареный картофель, им нужно отвлечься, забыть о бесконечных зданиях из гофрированного железа, о белом неоновом свете на складах, о парковках, тянущихся до горизонта. Эдди собирается только выпить пива. Он обедал у Лоретты, недалеко от того места, где у него была назначена встреча, которая так и не состоялась, хотя он явился минута в минуту, с полным пакетом документов: директору внезапно пришлось уехать, он вам перезвонит.

– Если вас это устраивает, – уточнила секретарша с дежурной вежливостью.

Эдди заставляет себя улыбаться, пытается сохранить достоинство.

– Было бы идеально, – отвечает он.

Это слово подходит как нельзя лучше. Он падает, и его падение почти идеально. Сегодня мелкий управляющий местной компании даже не счел нужным позвонить ему и предупредить о своем отсутствии. Имя Эдуара Бауэра больше ничего не значит. Он давно уже перестал считать письма, сообщения и звонки, на которые не получил ответа. Кому теперь есть дело до его времени? До его жизни?

Это удар в живот, и нанесен он тому, кто и так едва держится на ногах. И пустота. Пустота вместо того головокружительного часа, которого ему хватило бы, чтобы убедить, доказать, выиграть. И наконец заключить контракт. Других планов у него нет, ни одной зацепки. Он нащупывает в кармане деньги, полученные от Лоретты. Сначала он отказывался их брать – предыдущий конверт она дала ему три дня назад, и в нем было много, – но она настояла. Он думает: а что, если она предчувствовала очередное его унижение?

В ресторане тихо. Почти три часа дня, два столика заняты – женщины допивают кофе, трое мужчин у бара молча пьют, уставившись в экран на стене. Новостной канал: война, засуха, инфляция, нехватка рабочей силы… «Молодежь работать не хочет, – жалуется ландшафтный дизайнер, – они теперь носятся со своим психическим здоровьем. – Он показывает пальцами кавычки, чтобы любому стало понятно: вот что лично он думает о «психическом здоровье». – Не желают начинать работу с утра пораньше, чуть что – берут больничный, увольняются, стоит сделать замечание, такие неженки, а я вот не могу все бросить, даже если поясница отваливается, не могу уволиться, если клиент недоволен! Я не могу позволить себе такой роскоши, кто-то должен управлять самолетом. Особенно если этот самолет – все, что у тебя есть».

Эдди охвачен состраданием и тревогой. Он везде узнаёт соратников по несчастью, их ярость, отчаяние, одиночество, измотанность. Это его руки сжимаются в бессильном гневе, его горло перехватывает от сдержанных слез, его губы пытаются не произносить ужасные слова.

– Пиво?

– Виски безо льда.

Несколько месяцев назад он был у врача – во всем теле не прекращались ужасные боли, он думал, это что-то серьезное. Врач поставил диагноз – сильный стресс, выписал антидепрессанты, дал контакты психолога. Эдди выбросил все, и рецепт, и листок с контактами. Смешно! Разве можно пойти к незнакомому человеку и вывалить ему свои тайны? Рассказать, что он все потерял по собственной небрежности, глупости, наивности? Бередить старые раны – такое лечение вы предлагаете?

– Вам станет легче, если вы поделитесь своими переживаниями. Беседы с психологом конфиденциальны. Лекарства тоже помогают. Боль утихнет, и вы сможете более отчетливо увидеть всю картину.

Сил спорить у него не было. Если человек, который десять лет учился, не способен понять, в чем дело, значит, надеяться больше не на что. Он единственный пилот в кабине самолета, и, если так пойдет дальше, значит, не сегодня завтра он разобьется.

Он идет в дальний угол, подальше от остальных. Залпом осушает стакан. Виски ему никогда особо не нравился, но одно из его достоинств он признает – быстро ударяет в голову. Как будто затрещину получил. Его мозг и так перегрет, странно, что ему захотелось обжечь его еще и алкоголем, но другого способа избавиться от мыслей, крутившихся в голове, он не знает. Больше всего ему нравится не первый момент, когда нейроны будто получают удар электрошокером, а наступающее позже онемение, когда мысли становятся вязкими. Большую часть времени он держит себя в руках, он знает, что может скатиться, и не хочет в один прекрасный день обнаружить себя в кругу анонимных алкоголиков, он и так уже достаточно разрушил свою жизнь и жизнь своих близких, но сегодня ему это просто необходимо, чтобы пережить позор и справиться с тоской. Он поднимает руку, щелкает пальцами, подзывая официантку, но она не слышит, полностью захваченная тем, что происходит на экране.