Объяснение в ненависти - Анна и Петр Владимирские

Андрей Двинятин в тысячный раз за последние дни набрал телефон Веры. Тишина. Он раздраженно пнул ногой стул и подошел к окну, стараясь дышать помедленнее, чтобы не стучало так в висках. Вид из окна ничем новым не порадовал. Тот же наскучивший панельный дом напротив, за ним волны соснового леса. Край города, Лесной массив. Мамина квартира хороша, когда нужно отдохнуть и поразмыслить… Но он так привык к их с Верой дому!

Еще недавно он писал ей записки на листках в клеточку. Это был особый жанр — утренние записки. Потому что он вставал рано и шел на работу, а она спала до полудня, вела прием во вторую смену. В записке крупно написан код мобильной трубки. Она всегда его забывала или спросонок нажимала не те кнопки, потом расстраивалась, снова начиная ругать себя за вечную войну с техникой. Главное — связь. Сразу звони, кисюля, и сообщи: твоя сплюша проснулась. Сплюшевая. Это была такая игра в новые смешные и нежные слова. Еще недавно он старался начинать свою записку каждый раз иначе, другим словом, и заканчивать так же необычно. И непременно чтобы она улыбнулась. Он писал: скоро, вечером, он будет, пусть она потерпит. Может, перед ее уходом на прием ему удастся вырваться, они пообедают вместе. А завтрак стоит на плите, ей нужно только разогреть. Когда он гулял с Паем, встретились знакомые собаки, они играли, обнюхивались. И больше ничего интересного. По телевизору показывают ерунду, но кое-что он отметил для нее. «Ну все, я побежал, целую, твой заяц».

Еще недавно он принимал в клинике своих ушастых и хвостатых пациентов, бинтовал и смазывал, смотрел глаза и уши, выписывал капли и делал уколы, рядом метались помощники, грохотали песни по FM-станциям, но он ничего не слышал, а представлял, как она просыпается, сразу идет читать его записку, улыбается, включает телефон и звонит. И ждал, когда кончится этот длинный день и можно будет наконец схватить, обнять, впитать прохладу ее кожи…

Еще недавно она баловала его забавными открытками в ответ на утренние записки. Она хитро подсовывала их под дворники на машине, вызывая щенячий восторг.

Но теперь ничего этого не было. Ни записок, ни открыток, ни звонков. По телефону никто не отвечал, а в клинике, где работала Вера, говорили всякую чушь.

Даже телевизор, последний собеседник одинокого человека, ничего не показывал и молчал по воле «Воли-кабель». Кому пришло в голову такое нелепое словосочетание?! «Воля-кабель»! Почему не «Равенство-кабель» или не «Братство-кабель»? Или «Кабель-любовь»? Все ее подруги, словно сговорившись, обзывали этот кабель кобелем. Свихнуться можно.

Андрей вышел в кухню, смолол зерна и сварил термоядерный кофе. Только так он мог прочистить себе мозги. С тех пор как любимая женщина ушла, он чувствовал себя немощным стариком. Молодое тридцатипятилетнее тренированное тело потеряло обычную энергию и силу. Ноги и руки не хотели слушаться, вялость обволакивала движения и мысли. Он заметил, что даже легкая и пружинистая прежде походка стала медленной и шаркающей, стариковской. Никогда ветеринар не сутулился, а теперь, проходя мимо зеркала в прихожей, с удивлением заметил свой сгорбленный силуэт.

Вкусовые ощущения тоже изменились, кофе казался пресным. Ну и правильно, ведь самый главный ингредиент приготовления вкусного кофе — это она сама, любимая женщина. Андрей с тоской понимал, что сварить хороший кофе ему не помогут ни четыре миллиона его согорожан, ни сорок восемь миллионов жителей страны, ни все шесть миллиардов обитателей этой суетливой планетки Земля. Потому что без нее никого из них нет. Ему нужна только Она, и только для Нее он смог бы приготовить вкусный кофе…

Он пососал ломтик лимона, но не почувствовал кислоты. Вынув изо рта лимонную шкурку, с горечью подумал: «Она выжала меня, как этот лимон…» Сжал голову руками и так просидел, оцепенев, несколько минут. Или часов?.. Отчаявшись что-либо понять, Двинятин сказал себе: «Не-ет, хватит», выскочил из дому, сел в свой «пежо» и рванул с места. Поеду в клинику, решил он. Сегодня был свободный день, но сидеть дома просто невыносимо!.. И, в конце концов, может ведь хозяин ветклиники нагрянуть и посмотреть, что там и как?

Залитые солнцем улицы пролетали мимо, Андрей все увеличивал скорость, раздраженно сжимая зубы при всякой задержке, все остальные участники дорожного движения казались ему черепахами. От Ленинградской площади он выскочил на широкий проспект Гагарина и через минуту уже мчался по мосту Патона. Пару раз его пропустили, посторонившись: опытные водители всегда чувствовали сумасшедшего лихача и прижимались правее, от греха подальше. Вот и воздух посвежел, Голосеевский лес рядом. Андрей чуть успокоился, свернул за ограду и поставил машину в тень старого клена.

В приемной сидел всего один человек, ждал. Ветеринар прошел вглубь.

— Ой, Андрей, — удивилась ветврач Зоя, выходя из-за белой двери. — Что-то случилось?

— Ничего. Так просто заехал, — сказал он. — Как дела? Олег где?

— Он в операционной.

— Помощь требуется?

— Нет-нет, там все спокойно, легкий наркоз, удаляет зубной камень собаке.

Андрей присел у столика, вспомнил Пая, которому он тоже как-то делал эту неприятную процедуру. Ласковый Верин пес позволял залезть себе куда угодно, если понимал, что это требуется для его же блага. Как он сейчас?.. Андрею снова стало жутко обидно.

— Послушай, Зоенька… — проговорил он, не глядя ей в лицо. — Достань-ка спирту.

За спиной скрипнула дверца, звякнула бутылка. Коллега поставила перед ним бутыль с этикеткой: «Препарат для ветеринарной медицины, спирт этиловый 95 % 500 мл».

— Мензурку и воду из холодильника. Пожалуйста, — попросил Андрей.

— Андрей Владимирович…

— Что «Андрей Владимирович»? Раз Олег занят, буду с тобой пить, — с досадой сказал Двинятин. Конечно, он ни за что не стал бы спаивать дежурного ветеринара, но так хотелось выплеснуть раздражение!

Зоя молча поставила перед шефом все требуемое. Он налил воду в спирт, посмотрел немного, как в мензурке клубятся едва заметные нити жидкостей, смешиваясь. Выпил залпом, задержав дыхание. В груди стало горячо. Он поднял взгляд на Зою, стоявшую рядом, и увидел слезы в ее глазах. Желание сорваться улетучилось.

— Ну-ну, прекрати. Все в порядке.

— Ничего не в порядке, — тихо вымолвила Зоя, — я же вижу. Так и не смогли встретиться с Верой Алексеевной?

Андрей Двинятин понял, что ему не хватает собеседника.

— Так. Зоя, садись… Вот скажи мне, почему у вас, женщин, все внезапно и непонятно? Я не понимаю, что произошло. А она не объясняет!

— А вы расскажите, что произошло.

— Произошло то, что она вдруг закончила наши отношения! Неужели, черт побери, нельзя было просто сказать: «Я не люблю тебя!» Нет, нужно поступить самым подлым бабским образом. Не прийти домой после работы, потом потихоньку вынести из квартиры все свои вещи, когда меня не было дома.