Пропавшие среди живых. Выстрел в Орельей Гриве. Крутой поворот. Среда обитания. Анонимный заказчик. Круги - Сергей Александрович Высоцкий

— А после войны, наверное, жил как крот, раз шкатулка не тронута, — сказал Корнилов.

— Это никому не известно, как он жил! Судя по тому, что кольцо Фетисовой оказалось у него в тайнике, старых своих занятий Грачев не бросил!

— А перед капремонтом кто жил в комнате?

— Старушка одна, — ответил Белянчиков и, вспомнив стб устойчивом запахе псины в комнате с камином, добавил: — С собачкой.

— С собачкой, — повторил Корнилов. — Чего–то в этой картине все же не хватает…

— Не хватает того, кто продал Грачеву кольцо Фетисовой, — сказал Белянчиков.

10

Разыскать Елену Сергеевну Травкину теперь не составляло для Бугаева никакого труда. После разговора с Казаковым стало известно, что живет она где–то на Петроградской стороне.

«Ну держись, Марина–Елена! — думал он, записывая адрес Травкиной, полученный в адресном бюро. — Теперь мы с вами поговорим серьезно. О том, кто из нас грибы в рабочее время собирает. И внимательно посмотрим в ваши голубенькие глазки!»

Жила Травкина на Лахтенской улице, рядом с Большим проспектом. «И еще, оказывается, соседка!» Бугаев жил рядом, на Бармалеевой.

Возбужденный удачей, майор зашел к Корнилову.

— Попалась птичка, товарищ полковник, — сказал он, едва переступив порог кабинета. Игорь Васильевич показал на стул:

— Рассказывай.

Бугаев обладал не так уж часто встречающимся в наше время даром рассказывать предельно лаконично, не упуская в то же время ни одной важной детали. Корнилов слушал его с удовольствием, время от времени делая заметки на листке бумаги. Один раз только прервал он Семена. Спросил:

— Значит, Травкину директор по фотороботу опознал, а Гогу не узнал на фотографии?

— Да. Посмеялся: «Женщины запоминаются лучше!» Он еще крепкий, этот директор.

Корнилов некоторое время молчал, постукивая карандашом по листу бумаги, на котором делал свои заметки. Потом сказал:

— Знаешь, Семен, тебе с Травкиной встречаться не надо.

— Почему?

Игорь Васильевич внимательно посмотрел на Бугаева:

— Неужели не понимаешь?

— Не понимаю, — упрямо ответил Бугаев, хотя прекрасно понимал, что женщина будет чувствовать себя при разговоре с ним неловко.

Ему казалось, что он сумеет преодолеть эту неловкость. Он умел находить с людьми общий язык. А кроме того, считал, что если человек сказал неправду, то его не следует лишать возможности хотя бы покраснеть за свой проступок. Корнилов тоже так считал. Но, очевидно, в его взгляде на проблему были свои оттенки.

— Значит, и не поймешь, — вздохнул полковник. — Только все ты понимаешь, но слишком самоуверен…

— Игорь Васильевич?!

— Поговорю с ней я, — отрезал Корнилов.

Семен понял, что спорить бесполезно, и с нарочитым смирением склонил голову.

— Ну и тип ты, Бугаев! — поморщился Игорь Васильевич и подумал о том, что из–за своего острого языка и постоянного легкого налета бравады Семен вечно числился в молодых и недостаточно серьезных, хотя по части серьезного отношения к делу с ним мало кто мог сравниться. Ну а что касается возраста, то он, как говорится, был мужчиной средних лет: готовился к своему сорокалетию.

— Как ты думаешь, — продолжал полковник, — куда могла твоя знакомая идти с вещевым мешком?

— В том, что она на волейбольную поляну шла, товарищ полковник, у меня нет сомнений. Но зачем? И почему с мешком? Не за рваной же чужой сеткой!

— А почему ты уверен, что она на поляну шла? — поинтересовался Корнилов. — Что там за поляной?

— Лес. Лесопарковая зона. Может, она за грибами шла?

— А за лесом что? — не обратив внимания на упоминание о грибах, настаивал Корнилов. — Не тянется же лес до самой Вологды!

— Вот что за лесом, я не выяснил, — виновато сказал Бугаев. — Мы же сразу в машину сели и к Шитикову поехали.

— Потом бы мог поинтересоваться. — Полковник смотрел на Семена строго. — А то уцепился за версию, что женщина за сеткой шла, и попался, как мальчишка. У меня на выяснение, что там, за лесопарковой зоной, ушло полторы минуты. Снял трубочку, — он показал на телефон, — и получил информацию о существовании деревни Лазоревки. У Елены Сергеевны, может быть, в этой деревне родственники проживают. Или она там дачу снимает…

— С дачей дело сложное, Игорь Васильевич. Зарплата у этой Лены маленькая, — сказал Бугаев. — Теперь о родственниках. Наверное, дорога через лесопарковую зону — не самая близкая до Лазоревки? Местные жители, скорее всего, другим путем добираются?

— Правильно, — кивнул Корнилов. — Это я выяснил. За те же полторы минуты. Туда ходит автобус.

«Все–то вы знаете», — хотел пошутить Семен, но сдержался. Таких вольностей он себе не позволял.

— Сеня! — вдруг сказал Корнилов. — Ты сказал, что зарплата у Елены Сергеевны маленькая. А на курорты она ездит. Да еще дважды в год. А что если… — он задумчиво посмотрел на Бугаева. — Ты на стадионе давно был? На футболе?

— Давно. Лет десять назад. Когда Павла Лысого там задерживал.

— А я недавно, — с каким–то даже вызовом сказал Корнилов. — Ты представь себе такую картину — матч еще не кончился, а старуха уже пустые бутылки собирает. С огромной кошелкой… И приличная старуха. Чистенькая. Думаешь, бутылки плохой приработок?

— Уж очень неожиданный вариант! — покачал головой Бугаев.

— Неожиданный — не означает неправильный, — Корнилов откинулся назад, сцепил руки на затылке. Улыбнулся: — Ты мне докладывал о том, что мешок у этой дамочки весь сладеньким пропах. И о том, что на поляне ничего, кроме лимонада да пепси–колы, не пьют. Вот и получается…

— Неужели она бутылками промышляет?! — с осуждением сказал майор.

11

…Терехов встретился взглядом с Бугаевым и закрыл глаза. Семен осторожно присел на стул рядом с кроватью.

— Пять минут, — напомнила медсестра и вышла из палаты.

Семен огляделся. Больничная обстановка действовала на него угнетающе. Особенно капельница, от которой он старательно отводил глаза.

— Ну как ты, Миша? — спросил Бугаев, когда за сестрой закрылась дверь.

Терехов молчал. Его красивое лицо, и в обычное–то время бледное, было совсем белым, нос заострился.

— Ну что ж, молчи, — спокойно сказал Семен. — Значит, на первый раз помолчим пять минут. На второй, глядишь, уже десять минут молчать будем.