Ночной звонок - Семен Александрович Самсонов

— Я буду, — пообещала Рита уверенно.

— Вот и прекрасно. А теперь до свидания. Беги домой, к отцу.

XVII

Пушин снова появился у бетонщиков. Он спешил, беспокоился, что уже не застанет их на работе. А бетонщики еще и не думали уходить, весело трудились.

Первой заметила его Клара Денисова.

— A-а, товарищ из горкома и заодно — из милиции, — встретила она Пушина как старого знакомца.

— Одно другому не мешает, Клара. Вы что же, во вторую смену остались?

— Какое там! Просто до обеда просидели без дела, вот теперь наверстываем.

— Из-за плотников все, — поднял голову согнувшийся над опалубкой парень в кургузом пиджаке, бритый и смешливый. Под носом его чернели, будто приклеенные, усики, небрежные, лохматые, чужие. Пушину показалось, что парень и голову свою обрил только для того, чтобы контрастнее выделялись эти самые усы. — Пьянствуют, а ты за них отдувайся. Начальство предлагало и нам...

— Эх ты! — шлепнула Клара юношу по плечу, не дав договорить. — Все хотят поменьше сделать, побольше получить. А дармовой хлеб не покажется ли горьким, Егор? Ну, посмотри на свою работу, голова садовая. Закрутил, называется.

Денисова взяла из рук парня большие плоскогубцы, ухватила проволоку и начала ловко закручивать.

Пушин подумал, что девушка быстра не только на язык.

— Плотникам, небось, не горек хлеб, а мне чего ради он должен показаться горьким, — недовольно заговорил Егор, пошевеливая усиками.

— Плотники, Егор, и куса не сделают без горькой, потому и не замечают вкуса хлеба. И угрызением совести не страдают, — наставительно растолковывала Клара, продолжая орудовать плоскогубцами.

— Прораб предлагал подписать наряд, — снова о том же заговорил парень. — Чего же еще надо? Получили бы свое, а работу выполнили завтра. Люди отдыхают, а мы вкалываем. Дурачье.

— Э-эх! — осуждающе протянула Клара. — Работаешь ты хорошо — и поговорить тоже мастак. — Девушка обернулась к Пушину. — Бывают же такие люди: сами хорошее дело творят, а языком своим тут же свой след на земле загаживают. Отчего бы это, характер, что ли, такой, или просто человек не в своем уме?

— Трудно сказать, — пожал плечами Пушин. — Видимо, у каждого свой характер, свое отношение к делу.

— Именно, — поддакнул Егор, шлепая ладонью по голому черепу.

Бетонщики работали и за плотников, и за арматурщиков. Пушин присмотрелся, попросил плоскогубцы, сбросил пиджак и стал помогать плести арматуру, не заметив, как увлекся и проработал до темноты.

Вышли с площадки гурьбой, на улице разбрелись кто куда — к автобусу, в магазин, к киоску. Лейтенант держался около Денисовой.

— Часто так вот подводят вас плотники? — спросил он у девушки.

— Бывает. Анекдот какой-то: есть работа — у них похмелье, нет работы — у них выпивка.

Пушин засмеялся.

— Но как же им начисляют зарплату, за что? На какие деньги пьют?

— Думаю, подмазывают прораба. Вот и сегодня, когда я начала ругаться, потребовала других плотников, прораб мне и говорит: «Не кричи, без заработка не останешься, ежели с умом взглянуть на дело. Запишу на вас выкопанную канаву, вот и деньги». Я ему так ответила, что мигом прислал помощь, подсобил рабочими. Побоялся, что до парторга дойду, до самого начальника. И дойду! Надо бы давно дойти, да некогда. Свободного времени не выпадает. А взять их за шкирку обязательно надо. Вот вы бы и взяли, коль из горкома и милиции. Ведь этот прораб, что он делает? Отравляет сердце человеку. Предлагал нам платить по фальшивым нарядам, значит, есть опыт в этом. Плотников, поди, тем и поддерживает. Засосет ребят в трясину, ох, засосет. Но почему молчим?

— Да, почему? — спросил серьезно Пушин.

— Ха! — Клара хлопнула себя по бедрам. — Святая простота. Ну, пожалуюсь я, а дальше что? Тот же Поликарп Захарович, прораб, через недельку-другую по закону и порядку, без шума и грохота переведет всю бригаду на такую бросовую и хлопотную работу, что, как ни старайся, больше пятидесяти в месяц не выработаешь. Вот так. На том и стоят, тем и держатся. И я тоже — пошумлю, пошумлю, а потом махну рукой. Не хочется девчат подводить: семьи, малые дети, каждая копейка на учете. Я общежитская, но ведь и мне не век куковать одной-одинешенькой.

— Да, это верно. И все-таки, Клара, надо бы прижать этих махинаторов. Этих очковтирателей. Тут преступлением попахивает.

— Попахивает, — со вздохом согласилась Клара. Они с Пушиным давно уже остались вдвоем, шли не спеша через лесок, сквозь сумрак и вечернюю свежесть.

— В партком следует пожаловаться в первую очередь, я думаю, — предложил Пушин.

— Жаловаться что! Лучше уж потребовать. Жаловаться надо на самих себя. Мы же рабочие, почему терпим такое? Поставить бы вопрос ребром.

— Хорошо! — с чувством ответил Пушин и с еще большим уважением подумал о девушке: «Молодец, но пока не решается пойти против начальства, побаивается мести. Неужели прораб всесилен?» И вслух добавил: — Выходит, страшнее кошки зверя нет? А сила — в коллективе. Надо пропесочить пьяниц и их покровителей на собрании, в стенгазете.

— С общежития начать бы, — проговорила Клара. — В общежитии у нас содом. Комендант пьяных боится, обходит сторонкой, не жалуется. Запугали человека.

— А кто среди пьяниц и прогульщиков атаман, заводила и организатор?

— Плеснет в рот лишнего — и вот уже атаман, сам черт ему не брат.

— Не так давно пьяные избили пожилого мужчину...

— Да я слыхала. Об этом только и разговоров: избили мужчину, убили в подвале девушку. Ну, впрочем, вы же из милиции, сами все знаете.

— Да, знаем.

— А правда это, что в городе, говорят, орудует целая банда? Убежали из тюрьмы, окопались у нас в городе. Говорят, они в карты что-то проиграли и поклялись убивать всех девушек и женщин, одетых в красное.

— И ты этому веришь?

— Хоть верь, хоть нет — так говорят. Даже красные платья попрятали.

— Брехня это, Клара. Обывательская болтовня. Верно, избит мужчина, убита ученица одной школы. Вот мы и ищем виновных.

— И нашли?

— Нет пока. Скажу откровенно: следы одного преступления тянутся к вам, на стройку. Двое парней, что избили мужчину, приставали к девушке. Прохожий заступился за нее, ну, они накинулись, ударили и скрылись. Даже велосипед бросили. Бандиты так не поступают. Просто хулиганье, потерявшее рассудок