Дом Близнецов - Анатолий Королев

«Откуда ты это знаешь?» — гаркнуло в голове.

Князь удивленно воззрился на оратора.

— Есть такая версия, — согласился тот и продолжил, как ни в чем не бывало. — Тогдашний век людей был короток — 50 лет, зато век священного ворона, жившего в языческих храмах, длился почти пятьсот лет. Пример Медеи сигналит внимательному уму, что вместо изнеженных домашних пеструшек, кококо и кукареку, которых мы используем, чтобы получить сыворотку, нужно взять генетический чертополох, диких черных воронов, а еще лучше катранов, черноморских акул, воронье океанов, неуязвимых убийц, которые станут донорами черной крови. Пусть каждый заведет себе личную акулу или ворона, который станет твоим иммунным братом. Вот полюбуйтесь господа — это мои близнецы.

Князь шаловливо дунул в лицо ворону и побарабанил пальцами по стенке аквариума.

Ворон вздыбил перья. Акула метнулась из угла в угол.

— Ворон сам питается смертью, не ест теплое с кровью, ждет, пока убитая мышь станет мертвечиной, и тогда начинает долбить падаль клевками. На языке космологии, ворон питается отключением хронотопа. На языке биологии, он клюет трупный яд. Его печень прекрасно справляется с этой ужасной дохлятиной. На языке алхимии, он кормится кусками омоложения. Его брат Акула — самое древнее морское чудовище. Ископаемые остатки, найденные палеонтологами в слоях мезозоя, дают основания считать, что эта тварь не менялась уже 300 миллионов лет. Только представьте себе эту уйму времени. У этой выживаемости есть несколько компонентов. Во-первых, колоссальный эффект детоксикации: ворон ест падаль, но сам не сдыхает. А что такое рак? Это опухоль, затопляющая тело токсином. Мое лекарство повышает защиту от этой потравы в тысячи раз. Кроме того, печень ворона и акулы работают, как машина времени. На языке биологии, эта выживаемость парочки основана на том, что кровь ворона и акулы обладает свойством тормозить все разрушительные процессы. Я же объясняю эту стойкость фактором времени. Все древнейшие твари не пускают свои тела в тоннель эволюции. Они отключили этногенез на ранней стадии развития. Акула выпала из метаморфоз эволюции еще в эру палеозоя, точнее, в пору триаса. А часы — это печень. Ее печень отключает время. Проблемы защиты организма сосредоточены в акульей печени, тут ее кровь очищается и получает порцию замедления, и — внимание! — не выпускает акулу из эры палеозоя. Надо позаимствовать эту силу из печени и отдать человеку. Вынуть человека из эры кайнозоя. Завернуть его хотя бы на пару месяцев в мезозой. Увы. Печень ворона слишком мала — она чуть больше сливы. А вот печень черноморского катрана, вполне годится, чтобы сделать вытяжку. Тут важно сохранить вытяжку живой. Любой ценой сберечь то, что у вас, Соломон, называется биологической активностью, а я окрестил биологическим тормозом.

— Слова, слова, слова, — неожиданно бросил Валентин на стол реплику из Шекспира, — наше врачевание всего лишь спор о терминах.

— Вот именно, брат Клавиго, — согласился князь, — пока мы дискутируем, смертность от онкологии вышла на второе место в мире…

Оппонент насмешливо хмыкнул:

— Вы мифологизировали бионику, князь.

— А вы стали пленниками синтетической фармакологии, коллега.

Князь закипел раздражением.

— Стоит ли продолжать, если речь о словах?

— Мы слушаем вас с величайшим вниманием, Виктор, — вмешался хасид. — Мой друг Соломон всего лишь пылок, как и подобает молодой душе. Но он врачеватель тела, а не лекарь слов.

— Не врачеватель, а раб. Раб тела, а не царь. Но загляните в учебник, мой дорогой гость, в человеке 60 триллионов клеток, из них в одну минуту 18 миллиардов умирает, а 18 миллиардов рождается заново. Как ты сможешь контролировать эти 36 миллиардов? К человеку эта бездна не имеет никакого отношения. У тела своя судьба.

— Да вы мистик, князь! — перебил гость. — Мистик и поэт!

— Соломон, — принялся укрощать друга хасид, — дай сказать хозяину то, что он должен сказать.

— Простите, — сбавил обороты молодой эскулап, — я из другого теста.

В споре возникла пауза.

Было видно, что фон Боррис не привык к возражениям и с трудом сдерживает холодную ярость. И все-таки он сменил гнев на милость.

— Итак, — продолжил князь, — поступив в кровь человека, выключатель времени мгновенно обнаруживает запущенные с дикой скоростью часы онтогенеза и переводит стрелки назад. Ложный младенец перестает расти, требовать пищи, начинает створаживаться и угасает. Все это время мой пациент находится в воде. В особом плавательном пузыре в полузатопленном состоянии в середине бассейна. В состоянии транса, в котором он не понимает отчетливо, кто он: Барух, или пловец, или младенец в утробе, или акула. Его сознание раздваивается: тот, кто болен, и тот, кто не знает, кто он есть.

— Да, — вновь ввинтил реплику наш детектив, — нужно поменять близнецов, перетащить дух из раненого мяса агностика в тело адепта!

— Да, профессор. Мясо — кто, тело — что. Забыв Баруха, больной стал хасидом, и встал на путь исцеления, ведь хасидизм неуязвим. Но это детали. Главное — отменить ложное вылезание плаценты из круга мишени. Но не забудьте и про оленя, — князь кивнул на стеклянную стену столовой, за которой егерь провел на поводке лужайку из солнечных пятен — пятнистого самца оленя с кустом рожек на голове. — Его печень весит пять килограммов. Этого хватит на сотню инъекций препаратов гомеостаза.

— Красиво, — парировал врач. — Но в вашей поэме экстаза только одно рациональное предположение. Вытяжки из акульей печени иногда тормозят канцер. Но это давно известно, в моей клинике полным-полно препаратов из печени акулы. Катрекс я тоже использовал, когда лечил Баруха. Никакой положительной динамики средство не показало.

— Все эти лекарства негодны. Оживляющий эффект катрекса содержится в вытяжке около недели. Все попытки превратить снадобье, эликсир жизни, кровь ворона и дух акулы в таблетку — глупость. Эти таблетки мертвы. Они не нацелены на конкретного пациента. Сказано же, что для лечения нужны три компонента: ворон, больной Ясон и волшебство Медеи. Но тут есть одна тайна.

— Вы готовы ее рассказать?

— Да, готов. Хотя думаю, что после признания окончательно превращусь в ваших глазах в шарлатана.

— Отрицая современную медицину, вы уже, простите, им стали.

— Что ж, обменяемся эпитетами. Для меня все современное знание о человеке — наскальная живопись кроманьонца.

— Сильно сказано…

— Виктор, — вмешался хасид, — говори, не тяни.

— Чтобы сработал эффект Медеи, нужна Медея. Волшебство для конкретного клиента. Важнейшим моментом в моей методике инъекций катрекса является определение момента, когда злокачественный близнец переходит из одной фазы развития в другую. В этот момент переключения он уязвим…

— Почему?

— Потому что суть любого переключения состоит в том, что между двумя точками есть промежуток, пусть самый ничтожный, как в радиоприемнике, когда ты перескакиваешь на соседнюю волну. Это зеро есть удобный момент приема иной информации, это точка, где можно перевернуть песочные часы.