Похититель школьных завтраков - Андреа Камиллери

На дежурстве был Катарелла. Завидев в такой час все семейство и вглядевшись в лицо своего начальника, бедняга не на шутку забеспокоился:

– Доктор, у нас здесь весь мир и покой.

– Теперь понятно, почему их нет в Чечне.

Он достал из ящика стола фотографии, которые забрал в квартире Каримы, выбрал одну из них и протянул ребенку. Тот молча ее взял, поднес к губам и поцеловал изображение матери.

Ливия сдавленно всхлипнула. Нечего было и спрашивать, сходство моряка из программы новостей и человека в форме, снятого рядом с Каримой, бросалось в глаза. Но комиссар все-таки спросил:

– Это ton oncle?[17]

– Oui[18].

– Comment s'appelletil?[19]

Он был горд своим французским, как турист, спросивший дорогу к Эйфелевой башне или Мулен-Руж.

– Ahmed[20], – сказал мальчик.

– Seulement Ahmed?[21]

– О, non. Ahmed Moussa[22].

– Et ta mere? Comment s'appelletelle?[23]

– Karima Moussa[24], – сказал Франсуа, пожимая плечами и улыбаясь очевидности ответа.

Монтальбано сорвал зло на Ливии, совсем не готовой к таким нападкам.

– Какого хрена! Ты с ребенком днюешь и ночуешь, в шашки учишь его играть, замки на песке строишь и даже не спрашиваешь, как его зовут! А этот дурень Мими! Великий следователь! Привозит ведерко, формочки, совочек, сладости, а вместо того чтобы поговорить с ребенком, воркует с тобой!

Ливия промолчала, и Монтальбано тотчас стушевался. Ему вдруг стало стыдно:

– Прости, Ливия, я что-то нервничаю.

– Я вижу.

– Спроси у него, встречался ли он со своим дядей, особенно в последнее время.

Поговорив с Франсуа, Ливия перевела, что в последнее время мальчик его не видел. Вот когда ему было три года, мама возила его в Тунис, и там он видел дядю и еще каких-то мужчин. Он помнит об этом очень смутно и то только потому, что мама рассказывала.

Значит, сообразил Монтальбано, два года назад у них была как бы встреча на высшем уровне; на ней-то, можно сказать, и решилась судьба несчастного Лапекоры.

– Слушай, своди-ка Франсуа в кино, как раз успеете на последний сеанс, и возвращайтесь сюда. Я еще поработаю.

– Алло, Бускаино? Это Монтальбано. Я тут узнал фамилию той туниски, что жила в Вилласете. Помнишь?

– А как же. Карима.

– Ее зовут Карима Муса. Можешь что-нибудь разузнать о ней у вас, в Службе работы с иностранцами?

– Шутить изволите, комиссар?

– Какие шутки! А в чем дело?

– О чем вы спрашиваете, комиссар, с вашим-то опытом?

– Объясни, будь добр.

– Гиблое это дело, комиссар, даже если вы скажете мне имена ее родителей и всех бабушек и дедушек по материнской и отцовской линии, а также место и день рождения.

– Полный мрак?

– Чего вы хотите? Какие бы законы ни сочиняли в Риме, здесь тунисцы, марокканцы, ливанцы, сенегальцы, нигерийцы, руандийцы, албанцы, сербы, хорваты будут приезжать и уезжать, как им вздумается. Это как Колизей, его на замок не закроешь. То, что позавчера нам удалось узнать адрес Каримы, – просто чудо, такое не каждый день случается.

– Но ты все-таки попробуй.

– Монтальбано? До меня дошло, что вы будто бы ловили похитителя школьных завтраков. Он что, маньяк?

– Да нет, господин начальник полиции, просто мальчишка, который с голоду отнимал завтраки у таких же ребятишек, как он сам. Вот и все.

– Как это все? Я отлично знаю, что вас частенько, так сказать, заносит, однако на сей раз, по правде говоря, мне кажется, что…

– Господин начальник полиции, клянусь, это больше не повторится. Его надо было поймать во что бы то ни стало.

– Так вы его схватили?

– Да.

– И что вы с ним сделали?

– Привез домой, с ним сейчас Ливия возится.

– Монтальбано, вы рехнулись! Немедленно верните его родителям!

– У него их нет, возможно, он сирота.

– Что значит «возможно»? Узнайте точно, господи боже мой!

– Я пытаюсь, но Франсуа…

– Господи, а это кто?

– Так зовут мальчика.

– Он не итальянец?

– Нет, тунисец.

– Послушайте, Монтальбано, не будем пока говорить об этом, я вконец запутался. Но завтра вы приедете ко мне в Монтелузу и все расскажете.

– Я не могу, мне нужно отлучиться из Вигаты. Поверьте, это очень важно, я не увиливаю.

– Тогда встретимся во второй половине дня. Только не забудьте. И подготовьте линию обороны, потому что депутат Пеннакио…

– Которого обвиняют в связях с мафией?

– Он самый. Намерен обратиться к министру с запросом. Жаждет вашей крови.

Еще бы, ведь именно Монтальбано проводил расследование по его делу.

– Николо? Это Монтальбано. Можешь оказать мне услугу?

– Зачем ты спрашиваешь? Я слушаю.

– Ты еще долго пробудешь на «Свободном канале»?

– В полночь у меня новости, потом поеду домой.

– Сейчас десять. Если в течение получаса я подъеду и привезу тебе фотографию, поставите ее в последний выпуск?

– Конечно, приезжай.

Так он и знал, что не стоит ввязываться в историю с «Сантопадре». Но теперь ему не отвертеться, его ткнули в это дело носом, как котенка, которого учат не гадить на ковер. Вернись Ливия и Франсуа чуть позже, парнишка не увидел бы по телевизору своего дядю, они бы спокойно поужинали, и все шло бы своим чередом. Будь проклято его безошибочное чутье! На его месте другой бы сказал:

– Мальчишка узнал своего дядю? Надо же, какой любопытный случай!

И отправил бы в рот первый кусок. А ему надо было сразу нестись сломя голову. Охотничий инстинкт – так называл это Хаммет, а он понимал в таких делах.