Монстр из Арденнского леса - Ника Элаф

время назад я узнал, что моя бабушка не умерла при родах, как мне всегда говорили, а уехала. – Он снова вздохнул. – Вскоре после появления детей на свет. Оставила записку, что не может больше жить с мужем-тираном, что их брак с самого начала был ошибкой и что нежеланных детей она оставляет ему. Или что-то в этом роде. Вот, собственно, и все. Потом пришла еще телеграмма. Кажется, из Индии. Что Беатрис счастлива и просит ее не искать. С тех пор никаких вестей от нее не получали.

Это, разумеется, было далеко не все, но ворошить прошлое в присутствии Эвы и девчонки не хотелось. И вообще не хотелось.

– Значит, надо сравнить ДНК, – произнесла Янссенс ровным деловым тоном, который его внезапно резанул. Марк буквально ощутил воткнувшиеся в него ледяные колючки. – Я сейчас возьму у вас пробу, подождите.

Она быстро вышла из кабинета. Марк уставился ей вслед. Почему? Что случилось? Отчего такая мгновенная перемена настроения, ведь только что она ела шоколад и была такой…

– Ну, я пойду, – вдруг сказала Эва. – Поздно, Ребельон уже успел соскучиться. А ты, молодой человек, не веди себя как твой дед.

– Как мой дед? – неожиданно для самого себя рявкнул Марк. – Не сходить с ума? Не носиться за людьми с ножом?

– Не молчать, когда можно поговорить. И не повышайте на меня голос, инспектор, пока я не обломала о вас свою клюку. Спокойной ночи.

Старая ведьма схватила еще одну конфету и направилась к двери. Марк раздраженно вздохнул. В этом официальном «вы» и «инспектор», на которые иногда подчеркнуто переходила мадам Дюпон, было что угодно, но только не уважение.

Янссенс вернулась, все такая же суровая и деловая, уже в перчатках и с каким-то пакетиком в руках. Сосредоточенно нахмурившись, достала ватную палочку. Марк стоял, прислонившись к столу, и наблюдал за ее действиями. Он не шелохнулся, когда девчонка подошла ближе и встала прямо перед ним. Черт возьми, что не так? Откуда этот холод? Что такого он сделал или сказал? Он не будет ей подыгрывать, пусть сама его просит, пусть подойдет еще ближе, пусть…

– Присядьте, – велела она холодно.

– Неудобно тянуться? – спросил он с едва заметной ухмылкой, глядя на нее сверху вниз.

Янссенс это должно было выбесить – и пусть. Пусть лучше злится, чем снова этот холод и колючки. Только что пила кофе и мило общалась, а теперь вот это?

Она равнодушно пожала плечами и вдруг смело шагнула вперед, почти прижавшись к нему вплотную.

– Откройте рот.

О, эта бескомпромиссная дерзость ему определенно нравилась. Девчонка старалась сражаться с ним на равных, и от ощущения ее близости и такой отчаянной храбрости в нем вспыхнул опасный огонь.

Марк открыл рот, все так же глядя на нее сверху вниз, а она привстала на цыпочки и потянулась, чтобы сунуть палочку.

Тепло ее дыхания касалось лица. Он отлично чувствовал, как ей неудобно, как она еле справляется с волнением, как у нее дрожат руки, как она случайно коснулась пальцем его губы и вздрогнула, как она попыталась было, но так и не рискнула опереться на него другой рукой. И пока она сосредоточенно водила палочкой по внутренней стороне его щеки, Марк не сводил с нее взгляда. Он знал, что девчонка сознательно на него не смотрит сейчас, что она смутится и вспыхнет, зальется краской до ушей, если взглянет ему в глаза. И да, именно этого он хотел. Хотел ее злости, смущения, хотел вывести ее из себя, чтобы она снова приоткрылась – хоть так!

Он еще немного отклонился, вынуждая ее чуть ли не улечься на него и… Янссенс вдруг оступилась, потеряла равновесие. Марк инстинктивно подхватил ее под руку и почувствовал, как сильно она вздрогнула.

Не так, как ему бы хотелось. Не с тем ощущением, которое бы ему хотелось. Не по той причине.

Черт.

Она уже отступила, убрав палочку с пробой в контейнер.

– Результаты будут через несколько дней.

– Езжайте в отель. Уже поздно, с конвертом разберетесь завтра.

Янссенс кивнула.

– До завтра.

– До завтра.

* * *

Марк стоял у окна и курил, вглядываясь в темноту. Янссенс уже должна была добраться до отеля. Написать ей или нет? Спросить, как доехала. Удостовериться, что все в порядке.

Две мысли никак не давали ему покоя.

Во-первых, он поступил как конченый мудак. Играть в такие игры с девушкой, которая, возможно, пережила насилие, – мерзко. Заставлять ее подходить так близко и почти прижиматься к нему, намеренно так смотреть на нее, фактически раздевая взглядом, зная, как ей трудно, как она смущена и как неуютно себя ощущает…

Да чтоб тебя!..

Он же хотел быть с ней бережным, быть внимательным, а снова пошел на поводу у собственной злости, снова сделал то, из чего выгоду получит его пресвятой дядя.

А во-вторых, эта проклятая фотография в конверте! Чутье подсказывало, что все касалось – или коснется – не только его. И при этом Марк знал, что нельзя вовлекаться, нельзя делать то, что его сталкер мог бы истолковать как слишком личное отношение. Хотя сообщение… сообщение едва ли повредит. Он вытащил телефон и напечатал:

Поколебавшись, все же нажал «Отправить».

Все так внезапно перемешалось, сдвинулось и пришло в движение – и в этом сонном городке, и лично вокруг него, – как будто приезд криминалистки послужил неожиданным триггером, как будто один брошенный кем-то камешек обрушил целую лавину. Но в то же время это движение было странным, хаотичным, отдельные детали не складывались друг с другом, словно кто-то высыпал на стол кусочки пазлов из разных наборов.

Семейная история, все эти старые призраки, которым давно пора было упокоиться; новые призраки, уже его собственные; и эта проклятая Янссенс – тоже с какой-то своей историей, со своими скелетами в шкафу. И какого черта, будто сначала оттаяв, она потом почему-то снова ощетинилась колючими иглами?

Марк вспомнил ее коленки, чуть задравшийся подол вязаного платья, как она села, закинув ногу на ногу, как ела шоколад. Какие от нее исходили расслабленность и тепло. Она словно приоткрылась, развернулась, как успокоившийся ежик. Даже не просто приоткрылась, Марк увидел в ней чувственность, способность наслаждаться, отдаваться ощущениям, снова почуял ее огонь, на мгновение вспыхнувший так ярко, и… вдруг страстно захотел раскрыть это еще больше. Она словно боялась себя, боялась потерять контроль, слишком сильно отдаться чувствам, и так хотелось показать ей, что в этом нет ничего страшного. Что это… красиво. Что она может себе это позволить. Марк вдруг