Искатель, 2002 №3 - Станислав Васильевич Родионов

Остаток вечера провели в кафе «Ред Пепер» за плотным ужином с вином и пивом.

Как спортсмен-гастроном, местную, точнее выражаясь, курортную кухню Бисквит решительно забраковал. По его мнению, если не учитывать «шопский салат» и еще пару блюд, в ней были выхолощены национальные вкусовые особенности. С таким же успехом, отредактировав названия, ее можно объявить сербской или, например, румынской. С виду любое блюдо — произведение искусства, однако на вкус — пресная жвачка. Словом, она была никакой, обобщенно европейской. Болгары перед лицом мира явно робели, боялись проявить себя. И на всякий случай обезличивались. Вот венгры в этом плане молодцы, рассуждал Бисквит, размахивая вилкой. Они как бы говорят иностранцам: «Мадьяром можешь ты не быть, но «кешкемеш» сожрать обязан». И попсу московскую в Венгрии можно услышать разве что на Балатоне, на русских тусовках. Зато уж своим «Чардашем» они любого в гроб вгонят. И на чем только не лабают! На консервных банках, аквариумах разной величины, гвоздях! В общем, Игорь Крутой министру культуры Венгерской Республики не указ, ногой дверь в его кабинет не открывает.

Московскую попсу, впрочем, исполняли в кафе до поры до времени. Как только число туристов из Западной Европы в зале зримо превысило число восточноевропейцев, ее вообще как отсекли. Официанты со всех ног кинулись выполнять заказы немцев и скандинавов.

— Нас они так не обслуживали, — отметил Прищепкин.

— Проигравших не любят, — со вздохом протянул Бисквит. — И особенно не любят тех, кто из фаворитов неожиданно скатывается на самый низ. Братушки так даже вообще от нас отвернулись. Я не удивлюсь, если скоро в болгарских школьных учебниках будет написано, будто от турок их освободили американцы.

— Ну, загнул, — возразил Швед.

— Я, конечно, утрирую, говорю о тенденциях, так сказать, векторе болгарского общественного сознания. Чтобы не быть голословным… Вспомните, как болгары мылились с разрешением пролета над своей территорией самолетов с гуманитарной помощью для сербов.

— И тем не менее, мне кажется, — встал на сторону Шведа Прищепкин, — что ты, Леха, уж больно категоричен. Если судить по отношению к нам Марко, то я сделал такой вывод: они нас вообще за иностранцев не считают, НЕ ЧУВСТВУЮТ ИМИ. Поэтому и обслуживают, словно близких родственников, по второму разряду. Ну, как это водится на свадьбах: «горячим» сначала обносят гостей, потом своих — когда уже остынет. Ладно, пойдем-ка лучше спать. Кто знает, как завтра день сложится, выспаться лишний раз никогда не помешает.

Однако Швед уже облизывался на даму в просвечивающем платье, позволяющем любоваться ее красивым бюстом, почти не напрягая ни зрения, ни фантазии. Дождавшись «медляка», подвалил.

На приглашение дама отозвалась с энтузиазмом: прижалась к Сашке, заворковала. Сердца Прищепкина и Бисквита даже обожгла зависть. И вдруг она от него отпрянула. Как показалось Георгию, ее носик презрительно поморщился.

— Все, рассчитываемся — и в отель! — вернувшись за стол, объявил разъяренный Сашка.

— Что там у вас произошло?

— Она меня что-то спросила — кажется, по-чешски, — я подумал: нужно представиться. «Швед», — коротко говорю. Чувствую, прилипает сразу, будто муха к варенью. Спрашиваю, по-русски естественно: «А вас как зовут? Откуда приехали?» Вот тут она и шарахнулась, будто это лично я приказ отдал танки в Прагу ввести… Перехожу, Леха, на твою сторону: да они от нас все теперь, союзнички бывшие, нос воротят.

Мужики расхохотались.

— Не бери в голову, в шестьдесят восьмом ее и на свете-то не было. Мне кажется, что случившийся конфуз объясняется проще: шведские женихи на чешском жениховском рынке ценятся гораздо выше русских. У шведов бабок больше, в цивилизованной стране живут, — урезонил Сашку шеф.

Как и ожидал майор Марко Ковачев, Подгорнов и Савов «залегли на дно». Вероятно, они рассчитывали «переждать бурю» и рвануть за границу, скорее всего, в Грецию.

Но их сдал Ракип. Причем с чистой совестью сдал, с сознанием выполняемого долга. Ведь Подгорнов и Савов нарушили негласное соглашение между милицией и мафиозным сообществом болгарского побережья.

Бандиты отсиживались в горной деревушке у дружка Подгорнова. Там их среди ночи и повязали.

Случилось это около трех. Несмотря на столь неурочный час, Ковачев тут же позвонил в «Янтру» Прищепки-ну. Марко по себе судил: лично он бы обиделся, если бы его не информировали до утра.

— Молодцы! Отлично сработали! — радостно заорал на другом конце провода Прищепкин. — Но только где же Болтуть с сыном?

— А вот это ты у них сам спросишь. Машина из Смолян уже выехала. Часов в восемь будет в Поморие. Приезжай.

Прищепкин больше не ложился. Заварил «Аз воздам», выкурил на балконе трубку. В кустах высоковольтно звенели цикады, в воздухе, почти не перемешиваясь, слоями плавали балканские ароматы: подвядших роз, смолистой свежести пиний, пряного дыхания ожившей в ночной прохладе травы. С неба ярко, неоновыми маячками, горели звезды. «Какая благодать! — подумал Прищепкин. — Если бы я еще точно знал, что найду этого козла Болтутя и верну Лене живым и невредимым Артема, то в эти часы смог бы почувствовать себя счастливым».

Еще не было и шести, когда Прищепкин растолкал Шведа и постучал в дверь Бисквита. Ему не терпелось выехать в Поморие. Кстати, кроме районного ОВД, этот городок был примечателен и своим винзаводом, на котором дозревало бренди «Солнечный Берег». А еще о нем могли бы знать те наши граждане, которые начали чистить зубы еще до перестройки: ведь именно в Поморие производится паста «Помории», ныне у нас в продаже отсутствующая.

«Вставай, страна огромная, вставай, на смертный бой!» — нервно перед зеркалом напевал Прищепкин, намыливая щеки.

— А как же завтрак? — недовольно спросил Швед.

— Ты что, отжираться сюда приехал?! — с полуоборота завелся шеф. — Там что-нибудь перехватим! Вот честно скажи: заработали мы на завтрак? Мало что Артема не вызволили, так ведь еще и сам заказчик в лапы бандитов попал! Ты можешь дать Лене гарантию, что они живы?

При близком и неспешном рассмотрении болгарских мафиози обнаружилось, что внешне они почти ничем от русских не отличаются: такие же мутноглазые бугаи из дерьма и свинца, с собачьими цепями на бычьих шеях, с теми же манерами крутых даунов. Разве что вместо стрижек под трехмиллиметровую насадку носили они дурацкие октябрятские чубчики. Европа, блин!

Ковачев повел допрос в той же базарной манере, что и любой русский опер: вам какой срок больше нравится, на восемь лет или на два? Вы понимаете, что первый вариант реалистичен? Бугаи это понимали, поэтому выбрали второй.

— А