Кража Казанской - Евгений Евгеньевич Сухов

– Присаживайтесь, Петр Алексеевич, – доброжелательно предложил царь, указав на один из стульев по правую руку от стола. – Как добрались?

– Спасибо, благополучно, – отвечал Полторацкий, понимая, что нет никакого смысла рассказывать о злополучиях, что с ним приключились в дороге.

– Вы получили мою телеграмму?

– Да, – сглотнув, отвечал Петр Полторацкий.

– Давайте перейдем сразу к делу… Что вы можете сказать об ограблении Казанского Богородицкого девичьего монастыря и о чудотворных иконах, пропавших из собора Явления Казанской иконы Божией Матери? Есть какие-нибудь результаты?

– Ваше Императорское Величество, поисками иконы занимается весь казанский сыск. Дело ведет лучший судебный следователь по важнейшим делам Александр Степанович Шапошников. Ему предоставлены самые широкие полномочия, и в ближайшее время он отыщет преступников. Уже имеются первые подозреваемые. Это некие Федор Чайкин и ювелир Николай Максимов.

– И как же они были обнаружены?

– Незадолго до ограбления монастыря ювелир Николай Максимов заказал смотрителю ремесленного училища Владимиру Вольману клещи с большим рычагом для растяжения колец. Тот в точности исполнил заказ и передал клещи Максимову, а вскоре произошло ограбление Богородицкого девичьего монастыря. Вольман, будучи человеком неглупым, предположил, что с таким инструментом вполне можно взломать монастырский замок. И он о своих подозрениях заявил в полицию. Следователь допросил ювелира, и тот признался, что заказчиком этих клещей является Федор Чайкин, проживающий у мещанки Елены Шиллинг вместе с ее дочерью и внучкой. Мещанка Шиллинг была допрошена и рассказала, что ее дочь с постояльцем отбыли в Москву. Однако Шапошников заподозрил, что женщина хочет направить следствие по ложному следу. Следственной группе удалось отыскать извозчика, который сообщил, что доставил пару с малолетней девочкой прямиком к пристани в Адмиралтейской слободе. По рассказу извозчика, ехать они должны были на пароходе «Миссисипи», но неожиданно изменили свое решение и отправились на «Ниагаре», следовавшей вверх по Волге, что он наблюдал лично. Казанский полицмейстер Павел Панфилов срочным порядком разослал телеграммы о задержании возможных преступников с подробнейшим описанием их внешности во все города вверх по течению от Казани. Полицейскими готовится спецоперация по их задержанию. Уверен, что в ближайшие часы подозреваемые будут изобличены и задержаны!

Государь слушал с большим вниманием, морщины под глазами слегка разгладились, но он по-прежнему выглядел сердитым и, кажется, меняться не собирался. За последние месяцы столько на него навалилось: без объявления войны японский флот атаковал порт-артурскую эскадру, уже на следующий день Высочайшим Манифестом было объявлено «о начале военных действий сЯпонией»; далее последовало пограничное сражение на реке Ялу, когда в результате ожесточенных боев японцам удалось сначала завладеть островами, а потом и вовсе вытеснить русскую армию с притоков реки. Немногим позже последовало сражение близ города Ляоян, в котором русская армия вновь потерпела поражение. На военные неудачи накладывалась личная драма государя – болезнь его наследника[43], не добавлявшая Николаю Александровичу оптимизма.

А тут еще и пропажа Казанской иконы Божией Матери, святыни и заступницы русской земли. Что вкупе со всеми бедами уже не кажется случайностью.

– В этой операции задействован глава нижегородской полиции барон Александр фон Таубе[44], не так ли? – неожиданно спросил Николай II. – Мне известно, что сейчас он находится на пароходе «Ниагара», которым, предположительно, плывет тот самый Федор Чайкин.

– Именно так, Ваше Императорское Величество, – с готовностью отозвался казанский губернатор, пытаясь не выказать сильного удивления.

Сам он узнал о предстоящем задержании преступника лишь в поезде (на одной из станций по пути из Москвы в Санкт-Петербург), а государю уже доложили о подробностях предстоящей операции. Это означало, что поискам Чудотворной Казанской иконы самодержец придает не меньшее значение, чем военным сражениям в Маньчжурии.

Николай Александрович неожиданно нахмурился, обозначив на переносице легкую морщинку:

– Хорошо. Вижу, что дело сдвинулось. Но для меня, как и дня всего русского православного народа, важно отыскать Казанскую икону Божией Матери как можно быстрее! Она важна не меньше наших побед в Маньчжурии, – сделав существенную паузу, добавил: – А, может быть, даже больше… Вы, кажется, служили в МВД?

– Именно так, государь, целых пять лет. После своей службы в Военном министерстве.

– Весьма похвально. Насколько мне известно, будучи уфимским губернатором, вы внесли в МВД предложение о преобразовании местного управления.

– Да, это так, – напоминание государя о столь значительном факте его биографии Петру Полторацкому было приятно. Действительно, он немало сделал для укрепления местной власти.

– Надеюсь, что в поисках иконы ваша деятельность будет столь же успешна. И в следующий раз мы повстречаемся при более благоприятных обстоятельствах. Как для вас лично… так и для всей России. Я ничего не могу более добавить к содержанию телеграммы, которую выслал вам ранее. Но повторюсь… Если чудотворные иконы не будут найдены, вас ожидает отставка, – проговорил государь, давая понять, что аудиенция закончена.

Тяжело поднявшись, казанский губернатор произнес:

– Разрешите откланяться, Ваше Императорское Величество.

– Вы свободны. Вас проводят.

Нетвердым шагом Петр Полторацкий направился к двери, взвалив на ссутулившиеся плечи укор государя, который, как выяснилось, был невероятно тяжелым.

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ОСТАЛСЯ ОДИН. На столе в небольшой березовой раме, окрашенной темно-желтым лаком, стоял портрет государыни. Захотелось немедленно позвонить Аликс, услышать ее убаюкивающий голос. Но телефона в кабинете не наблюдалось, таков был порядок, который он сам и установил, – полагалось выслушивать доклады и разъяснения не по телефону, а лично. Правило, заведенное государем, строго соблюдалось всеми высшими чиновниками министерств. Единственный телефон на царской половине находился в камердинерской, располагавшейся на антресолях, сразу над личными комнатами государя.

Но сейчас там размещались флигель-адъютанты, а мешать им государь не хотел.

В этот же день у Николая Второго был намечен третий докладчик, которого государь ждал с особым нетерпением. Он должен был прибыть в Санкт-Петербург еще две недели назад на пароходе из Маньчжурии вместе с ранеными солдатами, но боевые действия, развернувшиеся в районе Ляодунского полуострова, немного отсрочили назначенную встречу. И вот вчера государю сообщили о том, что докладчик находится в Санкт-Петербург и появится в Царском Селе в полдень.

После короткого стука дверь распахнулась, и в комнату, распрямив спину, вошел дежурный флигель-адъютант.

– Ваше Императорское Величество, только что в приемную явился полковник Самойлов.

– Пригласите его в кабинет, – распорядился Николай Александрович и отложил в сторону доклад министра финансов Витте, который следовало прочитать вдумчиво.

Дальновидный Сергей Витте, как и всякий экономист, выступал против всякой войны, полагая, что она может нанести государству значительный урон. Семь лет назад он резко отрицательно высказался против захвата Россией Ляодунского полуострова в Китае, где впоследствии был сооружен Порт-Артур. Изначально выступал и против столкновений с Японией, полагая, что военные действия приведут к замедлению темпов промышленного роста в Российской империи. Что, собственно, и произошло. Возможно, что где-то он и был прав. Во всяком случае,