Замороженный страх - Валерий Георгиевич Шарапов

— А, это ты? Входи, — пригласил Бабичев. — Ничего так подарочек ко дню рождения?

— Пока не в курсе. — Юдин прошел к столу. — Мне сказали взять у вас папку с наработками.

— Знаю, знаю, Околышев поступил не очень красиво, когда утаил от тебя то, что ему удалось откопать, но, насколько я понял, он и сам только пару часов назад принял окончательное решение. — Бабичев протянул Юдину папку. — Здесь все, что тебе нужно знать. И не хандри, Юдин. В конце концов, мы делаем одно дело.

— Разрешите идти? — Юдин сунул папку под мышку, даже не заглянув внутрь.

— Не желаешь ознакомиться? — удивился Бабичев.

— По дороге почитаю. — Голос Юдина звучал ровно, и это почему-то не понравилось полковнику.

— Ну что на этот раз не так? — вздохнув, спросил он. — Ты знаешь, подполковник Околышев работает в этом деле с тобой на равных. И потом, ты не думаешь, что в этом есть и твоя вина?

— Вина в чем? — сердито бросил Юдин.

— В том, что он не пожелал поделиться с тобой промежуточными результатами расследования, — пояснил Бабичев. — Тебе не кажется, что ты сам мог бы проявить больше интереса к его линии расследования? Сколько раз за четыре недели ты интересовался у Околышева, как продвигаются его дела? Сколько раз сам делился с ним своими наработками?.. Молчишь? Тут и говорить нечего. Вот что я тебе скажу, Саша: сейчас ты пожинаешь то, что посеял… Ладно, иди, а то Околышева удар хватит.

Юдин развернулся и вышел из кабинета. Он понимал, что в словах полковника есть доля правды, но внутренне не готов был с ним согласиться. Делиться наработками с Околышевым — все равно что трясти красной тряпкой перед быком, а пытаться выведать его планы можно было только с использованием детектора лжи или гипноза. Они никогда не ладили, так что идея поставить их на общее дело была так себе. Вот и подумай, кто виноват в сложившейся ситуации! Впрочем, обиды на полковника Бабичева Юдин не держал. Он понимал, что ни с кем из своих подчиненных полковник не стал бы объясняться и откровенничать так, как с ним. Юдина связывали с полковником не только рабочие отношения, но и крепкая многолетняя дружба. Именно поэтому Бабичев мог позволить себе неформальное общение с подчиненным. Он знал, что Юдин воспримет его откровения адекватно и не станет злоупотреблять их дружбой.

Оказавшись на улице, Юдин понял, что группы готовы к выезду: перед входом никого не осталось, все расселись по машинам. У серой «Волги» стоял Околышев. Он махнул Юдину рукой, подзывая к себе. Юдин переложил папку в руку и зашагал к машине. Как только он занял место на заднем сиденье, Околышев подал знак, и автоколонна начала движение.

Юдин раскрыл папку и углубился в чтение. Он не знал, куда они едут, но вопросов задавать не хотелось. В папке, выданной ему полковником Бабичевым, были собраны документы по проверке материала, в который злоумышленник заворачивал останки тел. Околышеву удалось выяснить, что партия прорезиненной ткани, с которой работали криминалисты, предназначена для пошива дождевиков и промышленных чехлов для защиты оборудования от влаги. Изготавливали ткань на Ярославском резинотехническом заводе, откуда готовую продукцию отправляли на пошивочные фабрики в десятки городов СССР. В их число входила и Можайская фабрика готового платья. Судя по всему, в Можайск и направлялись оперативные бригады.

Помимо общей информации, Юдин нашел отдельные рапорты, предназначенные для доклада полковнику. В них указывались сотрудники пошивочной фабрики, которые в ходе следствия привлекли внимание опергруппы. Таковых насчиталось всего четверо. Первым подозреваемым числился кладовщик склада при цехе номер три, в котором, собственно, и работали с прорезиненной тканью. Кладовщик привлек внимание оперативников тем, что в прошлом неоднократно был уличен в недостаче продукции. Судя по тому, что было написано в рапорте, ни одно обвинение до суда не дошло, и кладовщик, Панин Алексей Васильевич сорока четырех лет, к уголовной ответственности не привлекался. Почему его продолжали держать на материально ответственной должности, Юдину было непонятно, но факт оставался фактом.

Второй подозреваемый — гражданин Окуньков, имел взыскания внутреннего характера за «небрежное отношение к социалистической собственности» и грубое отношение к коллегам. Ниже шло пояснение: три месяца назад Окуньков порезал рулон доставленной из Ярославля ткани на ровные куски, в которые упаковал личные вещи, и пытался пронести свертки через проходную. Там он был задержан контролерами и вступил с ними в драку, доказывая кулаками, что имеет право воспользоваться «излишками» продукции. В результате инцидента Окуньков был уволен с фабрики, в данное время постоянного места работы не имел, а его жена дважды за последние три месяца вызывала участкового уполномоченного, который засвидетельствовал следы побоев жены и двух несовершеннолетних детей. Как ни странно, за рукоприкладство Окуньков наказания не понес. Юдин решил, что, вероятнее всего, супруга не стала писать заявление на мужа, поэтому и продолжения история не имела.

На третьего подозреваемого Юдин обратил особое внимание, и было из-за чего. Гражданин Кобылкин единственный из всех имел судимость по «мокрой» статье. Четыре года назад его судили по статье «Причинение смерти по неосторожности», суд назначил наказание — два года лишения свободы, которые Кобылкин отбыл, что называется, от звонка до звонка. По окончании отсидки он устроился грузчиком на пошивочную фабрику и больше ничем внимание милиции не привлекал, но в комментариях к описанию личности Кобылкина было указано, что в результате халатных действий погиб его новорожденный сын. Прочитав это, Юдин отложил папку и обратился к подполковнику Околышеву за объяснениями.

— Интересная личность, правда? — Околышев, казалось, обрадовался возможности поговорить. — Мы вышли на него совершенно случайно, в личном деле отдела кадров не было записи о судимости. Думаю, он и есть наш расчленитель.

— Откуда такая уверенность? — поинтересовался Юдин. — И что вообще там за история с его сыном?

История оказалась печальной, но до банальности предсказуемой. Женился Кобылкин рано, еще до службы в рядах Советской Армии. Можно сказать, со школьной скамьи он сразу отправился в ЗАГС. К концу 1977 года семья гражданина Кобылкина насчитывала шесть душ детей да еще одного на подходе. Работал тогда Кобылкин каменщиком на социалистических стройках, и гоняли его с одной комсомольской стройки на другую, правда, все в черте подмосковных городов-новостроек. Дома глава семейства появлялся редко, однако это не мешало его жене каждый год рожать ему по ребенку. В декабре семьдесят седьмого младшему ребенку исполнился месяц, и Кобылкин уговорил прораба дать ему неделю отпуска, чтобы провести новогодние праздники с семьей. Канун праздника выдался суматошным. Супруга Кобылкина, пользуясь случаем, бегала с детьми по магазинам,