Мы — из уголовного розыска - Игорь Дмитриевич Скорин

Киселев подвел итоги операции:

— В квартире Богданова мы ничего не нашли. Ни одной подозрительной вещи, разве что около килограмма конфет «холодок». Попалось несколько писем, среди них есть интересные, наверное, наведут они нас на тех, кому сбывались краденые товары. В гараже Крючкова нашли 32 пары туфель, много шерстяных платьев и кофт и ткани с последней кражи — полностью. Самое интересное оказалось в «Москвиче», что стоял во дворе у Бориса Воронина. Посмотрели мы — как будто ничего нет. Стали обыскивать, ощупывать и под приборной доской, возле руля, в специальных зажимах нашли пистолет, исправный, заряженный. В спинке заднего сиденья обнаружили тайник, в нем — деньги, около трех тысяч рублей, и документы с фотографией Богданова, но на другую фамилию. Думаю, что этот ворюга почувствовал, что вот-вот его раскусят, и приготовился незаметно сбежать. У парикмахера, — Киселев взглянул на Дорохова, припомнив разговор о законности обыска, — Козленков и Григорьев нашли шерстяные вещи, семь пар туфель, а в тайнике, в полу, — облигации трехпроцентного займа на две тысячи триста рублей. — Киселев помолчал, а потом попросил: — Может, теперь, товарищ полковник, вы нам кое-что объясните? В ваших выводах до сих пор не все ясно.

— Ну что ж, раскрою, как говорится, свои карты. Начну с убийства Славина. Когда мне рассказали, что за парень этот Лавров, я ему поверил. Поверил не потому, что он мне понравился. Просто его честность объективно подтверждалась. Сразу возник вопрос, почему Славин, абсолютно трезвый, решил расправиться с дружинником? Не мог же он вот просто так взять нож и начать следить за первым встречным? Редко, очень редко бывают безмотивные убийства. Вот я и стал искать мотив. Кроме того, мне пришло в голову, что если убийство Лаврова подготавливалось заранее, то кто-то заинтересованный в этом деле мог наблюдать за непосредственным исполнителем — Славиным. Проверяя это предположение, разыскал обертки от конфет. Сначала я подумал, что их мог съесть сам Славин. Но потом выяснил, что он конфет не любил. Вполне логично было предположить, что нож взял наблюдавший. Нет ножа — и картина сразу меняется. Но так мог поступить только умный, хладнокровный, закоренелый преступник. Вот и пришлось мне вспомнить дедукцию и индукцию и от частного случая — покушения на жизнь Лаврова — перейти к общему — оперативной обстановке. Сразу нашлись кражи из магазинов. Во всех — разный почерк. В одном случае — пролом стены, в другом — подбор ключей, в третьем — пропил потолка. Можно было подумать, что действовали разные преступники. Но меня насторожило, что ни на одном месте преступления не оказалось следов. Ни обуви, ни пальцев. Сначала это показалось странным, а потом решил, что это вполне закономерно, что, если хотите, это — почерк опытных преступников, и, как ни парадоксально, подумалось, что разные способы краж — тоже маскировка. Дальше сам собой напрашивался вывод, что воры живут здесь, в самом городе. Тут они обворовали один магазин, а потом переметнулись к соседям. Дома-то ведь проще засыпаться, тем более что парикмахера очень многие знали.

Когда я нашел у него в халате записку, где говорилось о буфете напротив железнодорожной станции, полученную накануне кражи, то почти полностью уверился, что Славин — участник краж. При знакомстве с Богдановым бросились в глаза его татуировки. Особенно якорь. Он был неуклюжий, а тушь разных оттенков. Долго не мог додуматься, какую именно татуировку он в якорь переделал. Потом уже сообразил, что это был кинжал, обвитый змеей. Одно время у блатных модны были такие кинжалы. Ну, а самое главное, подвела Богданова старая привычка. Он прочел протокол, расписался, снова прочел и давай прочерки делать там, где строчки его ответов до конца страницы не доходили. Это была оплошность совершенно недопустимая. Когда-то была такая манера у преступников: боялись, что что-нибудь допишут в протоколе, вот и не оставляли ни одной свободной строки в своих показаниях. Как ни конспирировался этот матерый жулик, подвела его излишняя осторожность. А диктовал ему ее животный страх, когда пень за медведя принимают. Внешне Богданов держался хорошо. Но только внешне. Запросил я Москву. Ответ вы знаете. Кстати, еще до получения телеграммы, как только вы, Виталий Александрович, сказали о конфетной обертке в «Москвиче», сразу подумал — все правильно. Теперь еще раз насчет Лаврова. Именно страх толкнул преступников на попытку его убить. Сейчас объясню. Меня долго преследовал вопрос: где же пересеклись пути Лаврова, Славина и Богданова? Попросил Олега припомнить все, что с ним произошло, где он был, с кем встречался, о чем разговаривал последние дни. Исписал он целую тетрадь, и как вы думаете? Так и не вспомнил, что видел Богданова со своим автомобилем, когда тот со Славиным прятал краденое. Что касается его дружбы с Крючковым, то она давнишняя, с детства. Оказывается, Лавров очень переживал, когда Степан совершил хулиганство и был осужден. Считал себя виновным, что не удержал друга вовремя. Через день после кражи Богданов увидел Лаврова вместе с Крючковым и решил, что ему конец. Уговорить парикмахера убрать Лаврова Богданову не стоило большого труда, ведь он сбил в Узловой милиционера, а это в лучшем случае покушение на убийство. Вот, пожалуй, и все. Хотя еще несколько слов. Когда Богданов послал парикмахера на расправу, он решил понаблюдать за ним. Вот так в жасминовых кустах появились обертки от «Холодка». Теперь, если позволите, дам вам один совет. Несмотря на занятость, хоть изредка встречайтесь и обсуждайте свои дела. И еще — побольше занимайтесь молодежью. Как бы это сказать получше? — Дорохов замолчал, подыскивая слова, и закончил: — Нужно в душу ребятам заглядывать, только по-дружески.

Все разошлись, в кабинете остались Дорохов и Киселев.

Полковник, задумавшись, смотрел в окно, а потом спросил Киселева:

— Ты можешь найти гербовую печать?

— Могу. У дежурного есть.

— Тогда знаешь что, отметь мне командировку и закажи билет на утренний рейс, я как раз успею. Устрою своим домашним праздник, они раньше чем через десять дней меня не ждут, а я уж больно по дочурке соскучился.

Киселев вышел из кабинета и быстро вернулся.

— Послал Козленкова в аэропорт, он привезет вам билет в гостиницу, а вот печать. Давайте вашу командировку.

Прощаясь, Дорохов почувствовал, что у Киселева не осталось и следа от той настороженности, с которой он его встретил.

В номер к полковнику Козленков пришел вместе с Киселевым. У Николая в руках была небольшая плетеная корзинка. Он поставил ее на пол и